Замира Ибагимова: С журналистикой не покончено

Кажется, нет более или менее значимого события, которое бы прошло мимо Замиры ИБРАГИМОВОЙ и оставило ее равнодушной. Известный журналист, писательница и преподаватель НГУ. Отличительные черты этой женщины с острыми черными глазами – принципиальность и жесткость во взглядах. «Не мешает ли вам это?» – хотелось спросить у нее. Но в ходе беседы вопрос отпал сам собой.

– Замира Мирзовна, журналистской этике можно научить?

– Нет такой профессии, где было бы столько этических кодексов, сколько их выработали для себя журналисты. Мы со студентами изучаем федеральные, международные нормы и разбираем на примерах, что же происходит в действительности. Конечно, многое зависит от человека. Но все же дать основы и постулаты, показать, что есть мерзость и чего нужно избегать – обязанность преподавателя. Никто не застрахован от этических срывов в силу разных причин. Мне очень нравятся слова одной голливудской актрисы: «Назначение журналистики – напоминать властям о долге, а обществу – об идеалах». Вообще, журналистике дано много определений. Например, Дарья Асламова в пору своей лихой молодости говорила, что «журналистика – это сенсация»…

– Вам это не близко?

– Одно дело, когда журналист узнал что-то интересное, поехал, увидел своими глазами и написал; другое – если сидит в редакции, ломая голову: «Что бы такое выдумать?» Конечно, я против такой журналистики. Но сенсация как новость, которая заинтересовывает, должна быть. И при всей нелюбви к желтой прессе хочу сказать, что она научила современных журналистов важной вещи – скучно писать нельзя! Какую бы тему ты ни брал, должен увлечь читателя.

– Вы считаете, что журналистика стала интересней?

– Безусловно, она стала шире, красочней. Есть книжка, написанная тремя «известинцами» под названием «С журналистикой покончено. Забудьте». Хочу возразить: не покончено! В тех же «Известиях» есть Дмитрий Соколов-Митрич, в «Комсомолке» – Владимир Ворсобин. Они берут острые, проблемные темы. В частности, благодаря их расследованию оказался на скамье подсудимых мошенник Грабовой, обещавший воскресить бесланских детей.

Несколько лет назад Всеволод Богданов, председатель Союза журналистов России, сказал, что сегодня в СМИ на долю журналистики приходится 8-9%, остальное – «заказуха, желтуха, чернуха». Возможно. Но уровень этой настоящей журналистики очень высок, несмотря на то, что она может утонуть в «желтом вареве». Мы со студентами спорим из- за «Комсомольской правды». Они отказываются ее читать, считая исключительно «желтой» газетой. Я же пытаюсь доказать, что среди «игры в поддавки» с читателем, ищущим дутых сенсаций и сплетен, там печатаются супержурналисты. Рядом со старшим поколением заметна молодая поросль – Ярослава Танькова, Ульяна Скойбеда, Дарья Завгородняя…

– В чем главная трудность для современных журналистов? – Отсутствие обратной связи. Любимая мною Ярослава Танькова несколько лет назад поехала в Чечню и три месяца отработала в военном госпитале. Выносила руки, ноги из операционной, утешала калек, которых бросали невесты, жены! Прожила там невероятно тяжелую жизнь и выдала печатный сериал «Как я была санитаркой в Чечне». Потрясающе! Такие материалы читают, они нужны. В мое время, конечно, это вряд ли бы напечатали, но если бы… Всенародная была бы взволнованность! Тогда чувствовалось, что работаем не в пустоту.

Помню, какой резонанс вызывал мой очерк в защиту бывшего начальника «Братскгэсстроя», которого исключили из партии из-за конфликта с властными органами. В редакцию «Литературной газеты» пошли письма с просьбой защитить заслуженного человека. После поездки в Братск публикация появилась в «Огоньке» («Литературка», при всей ее смелости, на риск не пошла). И мешки писем с отзывами! Закончилось все хорошо, Анатолия Николаевича восстановили. Три года назад ездила к нему на юбилей. Когда показывала некоторые письма, его дети удивились: «Неужели было такое активное общество?!»

То, что сейчас делают журналисты, о которых я говорила, мне и не снилось! Личное напряжение, накал событий! Это же серьезнейшие попытки говорить с обществом! Но, как горько замечено, у нас гласность, но нет слышимости. Журналисты растеряны: не вхолостую ли трудятся? Хотя те, для кого журналистика – любимое дело, будут продолжать.

– А среди студентов талантливые сразу видны?

– Таких всегда немного, но они есть. Глубокие, вдумчивые, ответственные, все у них спорится. Больше всего мне не нравится лень. Пусть работа будет слабой, неумелой, но она должна быть сделана. Иначе как разобраться, что у вас получается, а над чем нужно поработать? И еще моя задача – заставить студентов мыслить, чем-то расшевелить. Люблю, когда со мной спорят, потому что как раз столкновение противоположных взглядов и высекает искру.

– Вы ленинградка, и годы юности пришлись на период хрущевской «оттепели». Что в жизни культурной столицы особо памятно? – Самые яркие впечатления студенчества – театр. Настоящий прорыв 1956-го, необыкновенное оживление. В Ленинград приезжал «Современник», товстоноговские спектакли в БДТ, акимовские в Комедии… Замечательный был театр – остроумный, психологичный, смелый. – Вы потом сами написали несколько пьес…

– Испытала невероятную легкость, когда взяла отпуск в «Советской Сибири», свободная от газетной текучки села за машинку и за месяц написала три пьесы. В новосибирских театрах меня не ставили, хотя собирались. Две пьесы поставили на радио. В 77-м – телевизионный спектакль по пьесе «Да и нет не говорите?!» сделала Мария Халина. Он посвящался годовщине смерти моего друга, художника Николая Грицука. Но музыку к постановке написал Захар Бляхер, вскоре эмигрировавший в Израиль. Спектакль показали один раз, и запись исчезла. Свердловский ТЮЗ – единственный театр, на сцене которого шли мои пьесы. На премьере «Сердца в кармане» я была ошеломлена: то, что привыкла видеть на бумаге, вдруг ожило…

– Вам довелось работать в известных изданиях. Где было уютнее всего?

– Начинала в «Молодости Сибири», попала туда на практику, потом отработала два года после окончания ЛГУ. Период юношеской пылкости. Был 1959-й год. Носилась в строящийся Академгородок, взахлеб писала репортажи.

– Бравурные?

– Никакой бравурности, живые такие зарисовки. В обеденный перерыв строители пишут на неоштукатуренных стенах формулы. Все мечтают поступить в университет. Настроение мажорное. В «Молодежке» собралось пять выпускников столичных вузов. Мы обожали свою газету, делали ее день и ночь. Нас бесконечно вызывали в обком, воспитывали. И мы шли на очередное «аутодафе», нацепив университетские значки – другого доказательства прав на самостоятельное мышление не было. Но на смену нашему редактору пришел другой, оказавшийся непорядочным человеком. Высказав ему в резкой форме свое мнение, я уволилась.

Через три месяца Николай Васильевич Безрядин позвал в «Советскую Сибирь». Там я много всего перепробовала в разных отделах, параллельно вела на телевидении программы, в том числе встречи с учеными. Сердце мое лежало к Академгородку. И когда в газете создали отдел науки и вузов, меня назначили заведующей. Но у обкома были сложные отношения с Городком, там его называли не Советским, а «антисоветским» районом. Потом в отделе науки стало как-то душновато и тесновато, в 1973-м я перешла в «ЭКО». Поездки, экспедиции, «круглые столы». К тому же я сотрудничала с «Литературной газетой», где высокие требования предъявлялись к языку, училась писать «по- литературкински». А в «Огоньке» вышла на новую для себя, красивую подачу материала – с замечательными фотографиями.

После крушения Советского Союза в журналистике возникла неразбериха. В «Огоньке» мне предложили светскую хронику. После того, как занималась Сибирью, экономикой, наукой – бегать за Пугачевой! Слава Богу, подошел пенсионный возраст, я сидела дома с внучкой. Смотрели с ней на пару телевизор. А в 95-м меня пригласили на формирующееся отделение журналистики в НГУ. Отказывалась, ссылаясь на отсутствие преподавательского опыта. Тем не менее, преподаю уже 15 лет, и кое-чего успела поднабраться. Так что, думаю, все это было разными ступенями одной лестницы.

– Почему так любите науку?

– Возможно, дело даже не в том, что я попала в Городок и была им очарована. Было особенное время. Первый спутник, огромный интерес к физике, фильм Ромма «Девять дней одного года», споры физиков и лириков, Космос. Блистательная плеяда истинных ученых, с которыми познакомилась: Михаил Алексеевич Лаврентьев, Сергей Львович Соболев, Александр Данилович Александров… Люди широкой образованности, культуры, яркие личности. Как можно быть равнодушным к такой науке, как не верить в нее? Все мы были убеждены, что она даст счастье человечеству.

– Теперь энтузиазм поугас?

– Некоторая переоценка ценностей произошла. Гораздо сдержаннее стала относиться к техническому прогрессу. Нас постоянно удивляют новыми достижениями. На это идет столько материалов, производства загрязняют окружающую среду… Одно чудо техники быстро устаревает, сменяется другим, рынок заполонен. К чему эти излишества, не пора ли остановиться? Перед человечеством стоит глобальная проблема: выживет ли оно? Как предотвратить врожденные уродства у детей? Как эффективно лечить онкологические заболевания? А проблема ресурсов? Газ, нефть не бесконечны. Экология. Стихийные бедствия. Вот на что надо бросить интеллектуальные силы. Как говорил Андрей Михайлович Будкер, в науке нет неразрешимых проблем, главное – их сформулировать и сосредоточить ресурсы.

– Замира Мирзовна, обычно словосочетание «женская дружба» употребляют в ироническом ключе. Ваши долгие отношения с Натальей Алексеевной Притвиц – исключение. Что вас так крепко связало? – Наверное, нам с ней просто посчастливилось. Мы познакомились, когда я работала в отделе науки «Советской Сибири», а Наташа – в пресс-группе СО АН. Часто встречались, помогали друг другу, и выяснилось, что на многие вещи смотрим одинаково. Общие интересы – наука, журналистика. И еще одно обстоятельство. У Наташи детей нет, и я ее «снабдила» своими. Вместе мы ездили за город, ходили на лыжах… – А ваши характеры схожи?

– Я довольно взрывная, а Наталья Алексеевна – человек дворянского происхождения и воспитания. Она из очень древнего немецкого рода Притвицев, обрусевшего на царской службе. Отцу Наташи баронское происхождение не позволило получить высшее образование, он всю жизнь проработал изыскателем. Мама тоже из «бывших». Она была высококлассной машинисткой. На ее старенькой машинке я работаю до сих пор.

Так что Наталья Алексеевна у нас – комсомольская баронесса. Человек ответственный, преданный Сибирскому отделению. Она кандидат технических наук, но обладает «легким пером», автор известной поэмы «Долиниада». Вместе мы написали книгу «Треугольник Лаврентьева». – Оглядываясь назад, скажите, все мечты осуществились? – Да нет, наверное. Мой студенческий брак оказался роковой ошибкой. Рано осталась одна, но были дети. Тем самым задала себе непростую жизненную программу. Всегда много работала. Но это держало меня в форме. Работа открыла широкие горизонты, подарила счастливые встречи. Жаль, что я не стала развиваться как драматург. Хотя, с другой стороны, если бы было сильное дарование, наверное, оно бы перебороло во мне журналиста. Остается только вздохнуть – ну не получилось! – Но планы остались?

– Хочется написать книгу по итогам преподавательского опыта для всех, кто желает разобраться, что же такое журналистика. Ирина ЛЕВКОВСКАЯ -----------------------