«Главное в дирижёре – жертвенный образ жизни»

Дмитрий КРЮКОВ родился в 1990 году в Перми. В 2015-м окончил Московскую консерваторию им. Чайковского, в 2017-м – аспирантуру. Лауреат Международного конкурса «Гамбургский дебют» (2016). В 2009 году в качестве ассистента приступил к работе в Госкапелле России; участвовал в исполнении более чем 60 опер и более 100 симфонических программ. В 2014-м был приглашён в Большой театр ассистировать Геннадию Рождественскому в постановке «Царской невесты». Регулярно сотрудничает с академическим симфоническим оркестром России им. Светланова, Российским национальным оркестром, Академическим симфоническим оркестром Московской филармонии и другими коллективами. Репертуар Дмитрия Крюкова включает в себя более 70 опер, музыку различных эпох и стилей – от Баха до Губайдулиной. С 2019 г. – главный дирижёр Государственного академического симфонического оркестра Республики Башкортостан, народный артист Башкортостана.

– Музыка в жизни профессиональных музыкантов играет важнейшую роль с детства. Ваши родители имели отношение к этому искусству?

– Напрямую – нет. Отец был юристом, а до этого – профессиональным футболистом, он умер 20 лет назад. Мама – человек высоко духовный, у неё тоже два образования – медицинское и литературно-режиссёрское. Водила меня с детства в театр – буквально с четырёх лет каждую неделю. Заметьте, с детства нас окружает в основном поп-культура, эстрада. Так что сильно заразиться театром я тогда не мог. Условно говоря, меня уговаривали туда ходить, но в будущем походы на спектакли принесли свои плоды. Нельзя сказать, что большая тяга высокому искусству была у меня с детства.

– То есть по 8 часов ежедневно не играли на скрипке, как в своё время новосибирец Вадим Репин?

– Ну о чём вы говорите… Конечно, бывают уникальные случаи, но я точно не один из них. По моим внутренним ощущениям, моя собственная жизнь началась в 14 лет, когда я поступил в Москву в музыкальный колледж. Это произошло после окончания хоровой капеллы мальчиков по классу скрипки и фортепиано, где я учился, также очень средне, а единственное, что меня действительно привлекало – пение в хоре. С 9 до 14 лет пел в оперном театре – в детском хоре. Кстати, мне все говорили, что ехать поступать в Москву – полное безумие, и только мама свято верила, что у меня всё получится.

– Несколько лет назад вы приезжали в Новосибирск дирижировать оперой «Тангейзер», верно?

– Это был очень интересный опыт. Я заменял Дмитрия Юровского. Новосибирский студенческий оркестр был блестяще подготовлен: золотой состав солистов, концертное исполнение на языке оригинала, что я очень люблю. Мне нравится, когда идут титры с переводом и ничто не отвлекает от музыки. Сегодня режиссёрами слишком часто перечёркиваются все возможности для полноценного восприятия музыки великих композиторов. Иногда на сцене происходит настоящий капустник, а такие сочинения, как «Тангейзер» – это откровения вселенского масштаба: необходима полная концентрация, все остальные составляющие конкурировать с самой музыкой не могут. То есть либо нужно идти полностью по режиссуре Вагнера или, скажем, Чайковского, если бы речь шла о нём, либо тогда однозначно для полноценного восприятия лучше концертное исполнение.

– А почему, например, Брамс никогда не работал в оперном жанре?

– Для него и Малера это было естественно. Для них обоих было бы безумием отдать своё сочинение для постановки на сцене. Чтобы во время исполнения феноменальной, гениальной музыки люди разглядывали декорации и костюмы певцов? Я часто думаю о словах Чайковского, что Вагнер, сочинив свои оперы, совершил ошибку: ему надо было писать симфонии. Жаль, что музыка такого уровня сегодня воспринимается в театре в большинстве случаев как сопровождение к спектаклю.

– А вот гениальный Моцарт не чурался сочинять оперы, и они вошли в золотой фонд мировой музыки!

– Не чурался, да. И оперное творчество Моцарта вызывает всеобщее восхищение. Но, кстати, если подсчитать, от общего количества музыки Моцарта оперы – примерно 5-7 процентов, если не меньше. Это к вопросу о том, насколько вообще люди знают творчество даже великих композиторов.

– С какими именами вы связываете музыкальный Новосибирск?

– В первую очередь вспоминается дирижёр Арнольд Кац, великий мастер. Но лично мы не были знакомы. С Курентзисом тоже, но я его большой фанат. Третье имя – ещё один прекрасный дирижёр Дмитрий Юровский.

– К кому ближе профессия дирижёра – к тренеру или полководцу?

– Согласен с мнением Исаака Стэрна, что дирижёр один должен знать больше, чем все музыканты в оркестре вместе взятые. В первую очередь дирижёр – это музыкант высочайшего класса, ведущий жертвенный образ жизни, знающий партитуры так же, как пианист знает свой сольный концерт, а не просто махающий лучше или хуже, глядя в ноты. А уже во вторую очередь это или полководец, или друг, или тренер, или всё что хотите – вариации могут быть любые.

Для обычного человека можно так объяснить: научить немузыканта дирижировать симфонию Бетховена можно за полмесяца, оркестр сыграет её, и, если закрыть глаза и убрать визуальную неуклюжесть, то, скорее всего, мало кто отличит, был это плохой дирижёр или хороший. А вот сыграть на рояле концерт Бетховена – тут обычного человека ни за месяц, ни за год не научишь никак, не говоря о концерте Рахманинова, который он и за 20 лет не сыграет. Известен случай, когда миллиардер Каплан дирижировал Вторую симфонию Малера. Бесспорно, концерт Дворжака на виолончели он бы не научился играть никогда. Так что дирижирование – профессия, в которой много профанации и много случаев раскрутки людей на основе внешних факторов. В этой профессии, повторюсь, главное – абсолютно жертвенный образ жизни и знание материала на композиторском уровне.

– Сколько прекрасных произведений создано в литературе, музыке, живописи, а человеку по-прежнему присущи лживость, жадность и так далее…

– Так в этом не искусство виновато или, если виновато, то только отчасти и в своих заблудших попытках отражать ужасы, преподнося это как единственный вариант реальности, что полное безумие. Сегодня уже почти всё общество это понимает. Если зайти в публичные места, в любой ресторан, что там звучит? Сплошная поп-музыка: эстрада, шансон, рэп. Люди слышат про низменное: измены, грязь, несчастную любовь, без всякой духовной альтернативы. Это сильно уничтожает человека, его духовно-моральный фон, так скажем.

Я против цензуры, ничего не надо запрещать. Но человеку пора включить голову, особенно руководителям организаций. Иногда можно в ресторане или другом публичном месте включить ненавязчивые сочинения Дебюсси, Пярта, старинной музыки, ведь есть тысячи сочинений, которые бы облагораживали человека, при этом создавая прекрасную атмосферу. Красота должна переваливать хотя бы за 50 процентов нашей повседневной жизни, а если она только раз в месяц в концертном зале – это утопия.

Юрий ТАТАРЕНКО

Фото Е. Евтюхова