«У Бродского можно многое взять»

Владимир Иванович КОЗЛОВ – поэт, литературовед, журналист, медиаменеджер. Родился в 1980 году в г. Дятьково Брянской области. Доктор филологических наук, автор сборника очерков «Русская элегия неканонического периода», поэтических книг «Самостояние», «Опыты на себе», «Красивый добрый страшный лживый смелый человек-невидимка», «Техники длинного дыхания». C 2007 года – главный редактор делового журнала «Эксперт Юг», с 2010-го – руководитель АНО «Инновационные гуманитарные проекты», которое выпускает журнал о поэзии «Prosodia» и медиа prosodia.ru. Лауреат премии фонда А. Вознесенского «Парабола» (2017). Выпустил роман «Рассекающий поле», который вошёл в список премии «Большая книга» (2018). Живёт в Ростове-на-Дону.

– Недавно в компании знакомых нефилологов зашёл разговор о том, что считать предвестником ритмизованного стиха: колыбельную, марш, молитву?

– Ответ на этот вопрос известен. Древнее искусство было синкретичным и вышло из культа. Тексты были частью ритуалов. Тексты, которые впоследствии были осознаны как поэтические, не выполняли поэтическую функцию. Поэзия отделялась от ритуала постепенно, хотя молитвы остались молитвами.

У литературоведа Юрия Лотмана была важная мысль, не очевидная для обывателей, считающих, что естественный текст – это проза, а не поэзия, что поэзию зачем-то выдумали после прозы. Лотман доказывает, что поэзия первична. Ничего другого просто не могло возникнуть в ритуале – магическом пространстве, где всё играет особую роль. Проза – более сложное и гораздо более позднее явление, чем поэзия. У человека должен был сформироваться аппарат, который помог бы отделить художественную прозу от обычной речи. А поэзию не надо отделять: она отделена изначально.

– Для чего сегодня поэзия? Общество у нас не слишком ритуализировано вроде бы…

– Сегодня ответ на этот вопрос каждый должен искать сам. Не так давно «Просодия» проводила большой опрос «Русская поэзия и читатель», более 500 любителей поэзии в нём приняли участие. В числе вопросов был такой: какие ваши потребности удовлетворяет поэзия сегодня? Приведу три самых популярных ответа: поэзия – особый ракурс восприятия мира; поэзия – языковая лаборатория; поэзия – наиболее адекватное средство эмоциональной выразительности.

Мой ответ состоит в том, что поэзия – это точка, в которой человек, разорванный современным миром, собирает себя обратно. Современный мир работает как индустрия по расщеплению человеческого сознания на бесконечное число фрагментов. Он, по сути, выращивает шизофреников – людей, живущих в бесконечном количестве реальностей одновременно. Поэтому и нужна точка сборки. Этому всему нужно что-то противопоставлять.

– Собрать себя можно только при помощи вербальных инструментов? А как же живопись, музыка?

– Не знаю, я не живописец и не композитор. Но мне кажется, есть специфика словесных искусств, я исхожу из их уникальных возможностей. Рефлексивных, например.

– А каким образом авторская рефлексия становится произведением искусства?

– Это вопрос про то, как вообще что бы то ни было может стать произведением искусства. Рефлексия – один из видов материала, который использует художник, но есть и другие – и с ними те же проблемы: в какой момент материал становится искусством? На мой взгляд – с образа. То есть образ может пустить корни абсолютно из любой детали, из осколка, любого слова. Повторюсь, образный потенциал есть абсолютно во всём. Художник способен его увидеть и выразить.

– А если выразить в слове не удаётся – перед нами графомания?

– Я не люблю слова «графомания». Что бы ни писалось, это делается зачем-то. Писать книги – не такое простое дело. Пишущих лучше поощрять, а не бить их по рукам.

– Как объяснить автору, что стихи его не талантливы, что они не являются поэзией? И в какой момент текст становится произведением искусства?

– В том-то и сложность текущей литературной ситуации, что заданных правил нет. С любой догмой можно спорить. В тот момент, когда мы читаем очередной шедевр, понимаем, что до его прочтения даже представить себе не могли, что искусство может быть и таким тоже. Искусство – это всегда изменение правил, которое сопряжено с риском того, что эксперимент не будет удачным, не станет новой нормой, не получит внимания и признания. Важна осознанность того, что ты делаешь в искусстве. Любой художник на ранних стадиях становления слишком много занимается самовыражением. Он очень хочет поведать о себе. Но этого для искусства недостаточно. На мой взгляд, искусство начинается тогда, когда появляется вопрос, где ты в истории искусств. Думать, у кого заимствуешь, кого продолжаешь, с кем споришь. Без этого невозможно сделать следующий шаг. Творчество совершается в том большом времени, где все мы живы: и Данте, и Лермонтов, и Кушнер, и Чухонцев.

– Кого из молодых выделяете?

– Не хочу никого называть. Но среди авторов «Просодии» многим до 30-35 лет. Мне интересны поэты, за которыми просматривается какой-то путь. Хороший стишок может написать почти каждый. Хорошую подборку – довольно большое число людей. А дальше – дальше путь поэта. Это самое сложное.

– Кто сильнейший поэт 1960-х, по-вашему?

– Чухонцев и Бродский. Полные антиподы, на мой взгляд. И при этом очень интересно понимать их обоих.

– Различаете хорошее стихотворение и очень хорошее?

– Когда начинаешь критерии формулировать, то всё утекает сквозь пальцы. Но когда видишь хорошее стихотворение, ты сразу понимаешь, что это – оно. Хорошее стихотворение состоялось как образ. Как будто лампочка зажигается.

– На чьих стихах рекомендовали бы учиться писать современной молодёжи?

– Думаю, что на чужих стихах надо не учиться писать, а скорее учиться тому, как мастер находит средства для реализации своего художественного замысла. Надо учиться анализировать,  как он это сделал. А если молодой автор просто идёт за голосом мастера, к тому же харизматичного, он ничему не научится. У Бродского можно многое взять – если не идти за его голосом, а проанализировать, как устроена его образная система, его метафизика. И когда научишься так смотреть на больших поэтов, невольно сам станешь иначе относиться к тому, чем занимаешься.

– И напоследок: какого памятника не хватает Ростову?

– Неожиданный вопрос… В Ростове лет 14 прожил Солженицын. Он здесь окончил школу, поступил в университет, отсюда призывался на фронт. Мемориальные таблички на соответствующих зданиях есть. И одно время даже обсуждался вопрос о памятнике. Но, к сожалению, это имя до сих пор вызывает волнения. Городские власти решили не рисковать: как бы чего не вышло. Но я надеюсь на то, что мы доживём до памятника Солженицыну в Ростове. Этот человек много думал о своей стране. Он бесспорная величина.

Юрий ТАТАРЕНКО

Фото из личного архива В. Козлова