«Сердце осталось в Новосибирске!»

Владимир НАЗАНСКИЙ – куратор, искусствовед, поэт, арт-критик, путешественник. Родился в 1955 году. Окончил Томский университет и Институт им. Репина Академии художеств. С 1979-го по 2006-й работал в Новосибирской картинной галерее. Ныне – куратор программы «Россия в Эрарте», реализуемой Музеем современного искусства Эрарта (С.-Петербург). Корреспондент «Навигатора» побеседовал с ним о культурной жизни в больших городах.

– Вы в Питере 10 лет. Как приняла северная столица?

– Мечтал об этом давно, ещё когда учился в Академии художеств. Всё случилось намного позже, но естественным образом. Позвонили друзья и сказали, что ситуация уже созрела, знакомый коллекционер готовится вывести свою коллекцию в публичный формат, организовать новый музей, откладывать больше нельзя, надо ехать на собеседование. В то время я работал по контракту директором Государственной художественной галереи в Ханты-Мансийске и преподавал в Югорском университете. Условия были отличными, но ощущался определённый культурный вакуум. Полетел на собеседование. Предложили фантастически увлекательное дело – запускать Новый музей (решили так и назвать его), подготовить к открытию каталог, сайт, программу, экспозицию. В коллекции – все классики нонконформистского искусства, многие из них были ещё живы. Небольшая команда 4-5 человек оказалась на редкость работоспособной и креативной. Это было счастливое время и оптимальный способ вхождения в художественное сообщество Питера.

Позднее перешёл в более крупный музей Эрарта. Меня как уже заметного куратора нашли по фамилии потомки Назанских-Нолле, живших в северной столице с начала ХIХ века. Конечно, и прежде видел свою фамилию в дворянской книге Петербурга, читал в спецхране Ленинки «Крушение великой империи и дома Романовых» (Париж, 1930) В.И. Назанского, виделся в Загребе с хорватским поэтом Б. Назанским, но здесь наконец-то встретил пропущенное звено. Эти потомки Назанских по женской линии, то есть живущие (и потому уцелевшие) под другими фамилиями – Михайловы и Коваленки. Удивительно, что они оказались филологами, работающими над академическим словарём русского языка допетровской эпохи. Словом, в Питер вжился, но сердце всё же осталось в Новосибирске: там мои лучшие друзья, там светит солнце, там я впервые увидел горизонт.

– Что такое сегодня литературный Петербург для вас?

– До революции он был абсолютной литературной столицей России. Весь ХХ век питерская литература теряла своё значение. Сегодняшнему городу трудно конкурировать со своим даже недавним прошлым. Нет уже ни Бродского, ни Довлатова. Недавно умерли Даниил Гранин и Виктор Соснора. Самые крупные потери после блокады Ленинград понёс от эмиграции – за границу и в Москву. С 1991-го по 2008-й население сократилось примерно на 500 тысяч человек, затем, правда, снова стало расти и превзошло уровень 1991 года. На мой взгляд, там по-прежнему много блестящих филологов, но нет больших поэтов. Мегаполисы формируют интеллектуальных бройлеров, живые птицы встречаются разве что в Сибири. Мне кажется, что сейчас литература о литературе в Питере интересней, чем собственно литература. Вот, например, вышла недавно симпатичная книжка Валерия Шубинского «Старая книжная полка».

– Связи с Сибирью сохранились?

– Конечно. И личные, и рабочие. Курировал ряд выставок сибирских художников в Петербурге, также организовываю по возможности выставки в Иркутске, Красноярске, Сургуте и, конечно же, в Новосибирске. Реже – в Томске, Барнауле, Новокузнецке. Доезжал до Владивостока. В Новосибирске стараюсь бывать ежегодно, иногда удаётся и дважды. Прошедшей осенью приезжал в связи с выставкой «Четыре истории». По-прежнему принимаю участие в организации Новосибирской биеннале графики, ставшей теперь триеннале. Очень важно общение с моими близкими. В Новосибирске живут двое из пяти моих детей, друзья-поэты, с которыми дружу всю разумную жизнь. В новосибирский период удавалось проводить поэтические вечера в Картинной галерее, а в питерский – только раз представлял Владимира Светлосанова на конкурсе переводчиков в Пушкинском доме, а в прошлом году участвовал в составлении антологии новосибирской поэзии «Остров». Её расширенная электронная версия появилась на нескольких сайтах одновременно. Она охватывает большой круг авторов в широком временном диапазоне от Елизаветы Стюарт до Ивана Полторацкого и Кристины Кармалиты.

– С какими именами соотносите литпроцесс в Сибири?

– Уже 14 лет не живу в Сибири, приезжаю лишь на несколько дней в году, поэтому упустил из виду целое новое поколение поэтов: Сергей Васильев, Иван Полторацкий, Виталий Шатовкин, Александр Дурасов, Кристина Кармалита и другие. Только начинаю к ним присматриваться, открываю для себя много интересного. Очень приятное впечатление производит Антон Метельков и как поэт, и как организатор неформальной литературной жизни. Мне кажется, что в ближайшие годы должны наконец прозвучать за пределами Сибири и такие имена, как Владимир Светлосанов, Станислав Михайлов, Юлия Пивоварова, Евгений Минияров, Сергей Самойленко, подобно тому, как на общероссийскую орбиту уже вышли томский поэт и писатель Андрей Филимонов, тюменец Владимир Богомяков. Надеюсь, что блестящий литературовед Игорь Лощилов снова вернётся к поэзии. Ведь это совершенно невероятная личность.

– Мегаполисы Новосибирск и Питер чем-то схожи?

– Да, конечно. Более половины Питера – такие же советские микрорайоны и постсоветские коробки. Может быть, здания повыше. В Новосибирске я жил в 9-этажном доме, в Питере – в 16-этажном. В 15 минутах ходьбы от него, сразу же за Пушкинским сквером, где с 1937 года стоит обелиск на месте дуэли с Дантесом, только перейдёшь линию ж-д на Сестрорецк, начинается Новосибирская улица, застроенная пятиэтажками…

– По вашим ощущениям, остаётся ли Санкт-Петербург культурной столицей России?

– Это утешительный приз Петербургу, потерявшему прежний статус. Безусловно, Москва сейчас – столица России во всех смыслах и сферах. Петербург – не культурная столица, а, возможно, другой полюс, другая версия русской культуры. Петербуржцы – это почти субэтнос.

– Часто ли ходите в театр?

– Нет, это дорого, сейчас театр – для богатых, но стараюсь смотреть спектакли режиссёра Могучего в БДТ, хожу также на Новую сцену Александринки. Любопытно, что в Питере есть Небольшой драматический театр, основанный уроженцем Новосибирска Львом Эренбургом. Театр этот имеет своё лицо.

– Самое романтичное место в Петербурге?

– Романтических мест, в бульварном понимании, множество. Можно подолгу бродить по набережным вдоль бесконечных изгибов канала Грибоедова, Мойки, Карповки, по Кронверкскому проспекту, по узким дворам Капеллы, напоминающим венецианские улочки. Почти весь старый Петербург – романтическое место. Город задумывался (и получился) как ансамбль, это пространство, а не место.

– К кому отнести вас – к питерским сибирякам или к сибирским питерцам?

– Не вижу особых различий. По линии бабушки я потомственный сибиряк, а сибиряк – это почти национальность. Я – русский, ставший сибиряком, я – сибиряк, живущий в Питере.

Юрий ТАТАРЕНКО, фото из архива В. Назанского