Максим КРОНГАУЗ: «Язык мудрее нас!»
Максим КРОНГАУЗ: «Язык мудрее нас!»
В Новосибирске побывал известный лингвист Максим Кронгауз. Он выступил на конференции проекта «Тотальный диктант» и провёл творческую встречу в ГПНТБ СО РАН. С учёным пообщался наш корреспондент.
– 10 лет назад ваша книга «Русский язык на грани нервного срыва», что называется, выстрелила. Не пора ли написать ещё одну о состоянии языка?
– Новые книги пишу постоянно (улыбается). А та попала в нерв эпохи, стала точкой отсчёта в дискуссии, что такое хорошо и что такое плохо в отношении языка. В прошлом году вышло четвёртое по счёту издание, толще раза в три, не меньше. Не думаю, что надо писать принципиально новую книгу о русском языке.
Одна из моих любимых тем – язык в Интернете. Вышла книжка «Самоучитель олбанского», затем её продолжение – «Словарь Интернет.ру». Ещё одна важная и интересная для меня тема – речевой этикет. Намерен выпустить несколько книг, где исследуется не сам язык, а наше поведение, в котором с советского времени произошли огромные изменения. Пора их зафиксировать.
– О чём свидетельствует тот факт, что книга о языке становится бестселлером?
– О том, что наше общество живо интересуется состоянием языка. Есть разного рода мифы, которые, что называется, дороги русскому сердцу. К примеру, живуч миф о том, что русский язык – «великий и могучий». К нему до сих пор относятся как к некой святыне. Я же считаю, что перемены в языке замечательны сами по себе. Потому что язык конгениален миру. Он не застыл в своём величии и могуществе, а настраивается на меняющийся мир, старается соответствовать ему.
– Стало быть, нервного срыва у русского языка не предвидится?
– Ни в коем случае. Я заканчиваю свою книжку словами о том, что нервный срыв может произойти с нами – в связи с большим волнением, которое мы испытываем за судьбу родного языка. Но, повторяю, беспокоиться не о чем. Язык живёт очень насыщенной жизнью. И осваивает новые пространства. Скажем, русский в Интернете – очень мощная сила.
– В то же время наш язык стремительно беднеет, вымываются целые лексические пласты…
– Нет-нет, это очередная иллюзия! С одной стороны, да – из речи уходит идеологическая составляющая. Очень сильно страдает пейзажная лексика – поскольку сейчас мы меньше думаем и говорим о природе. Но зато в язык хлынул поток заимствований – ввиду того, что нам не хватает слов для описания нового мира, который изменился очень сильно – причём не столько внешне, сколько с точки зрения человеческих взаимоотношений, профессиональных отношений. Так что где-то мы теряем, а где-то – приобретаем.
В Интернете произошло громадное лексическое обогащение. К примеру, возникли смайлики. Дело в том, что письменная речь не приспособлена для живой коммуникации. Письмо – хранилище информации. А сегодня мы стали интенсивно письменно общаться. И традиционной письменной речи нам не хватает. Поэтому возникли новые элементы внутри письменного языка, помогающие нам выразить эмоции: передать интонацию, настроение и так далее.
– Не упрощённый ли это подход в коммуникации?
– Если интернет-общение сравнивать с великой русской литературой, то потеря огромная, безусловно. В Сети и лексика более скромная, и словарный запас не столь велик, и синтаксические конструкции проще. Но живое общение – не литература. И в устной речи выражение эмоций важнее богатства синонимического ряда. А то, что происходит сейчас в соцсетях и блогосфере, – это, конечно, равно устному общению. Так зачем же блогера сравнивать с Пушкиным? Тем более что в устной пушкинской речи было немало слов, которые так не нравятся пуристам!
– Как относитесь к такому послаблению языковой нормы, как изменение рода слова «кофе»?
– Род не изменился. Просто словарь допустил средний род «кофе», зафиксировав реальность: даже образованные люди допускали средний род этого слова – только не в конструкциях с прилагательными, все знают, что кофе – чёрный. Но стало массовым употребление сочетания «кофе» с глаголами прошедшего времени – например, «закипело».
Очевидна тенденция: слова, оканчивающиеся на «е» и «о», воспринимаются как имена существительные среднего рода и перетягиваются со временем в средний род, к словам «море», «окно». Драматизировать ситуацию со словом «кофе» я бы не стал.
– Ещё один культурный маркер – ударения…
– Ударения меняются постоянно. В словаре долгое время в слове «фольга» ударение ставилось на первый слог. А вот «курит» мой дед произносил с ударением на букву «и»! Но я, наверное, никогда не свыкнусь с неправильным ударением в слове «звонит» (улыбается).
– Вам не кажется, что англицизмы в русский язык проникают с удовольствием, если не сказать с оголтелостью?
– Английский мощно влияет на другие языки. Механизм борьбы с этим есть, и в некоторых странах он реализован. К примеру, почти не пропускают англицизмы в Исландии – в стране с небольшим числом носителей коренного языка.
Русский язык довольно уверенно самостоятельно справляется со многими актуальными задачами. Это не значит, что не надо ему помогать. А слухи о гибели русского языка сильно преувеличены. Мы по-прежнему на нём говорим и пишем.
– Какие новые слова пришли в русский язык в прошлом году?
– С моей точки зрения, бесспорный лидер популярности – слово «хайп» (в переводе с английского – «шумиха»). Из молодёжного сленга оно распространилось настолько широко, что теперь его знают все. Появились производные слова: хайпануть, антихайп и другие. Вместе с «хайпом» из молодёжной терминологии пришло и слово «зашквар» – «позор, унижение». Оно создает ощущение адской сковородки, на которой вас поджаривают. Внедрение исконно русского слова в современный язык – нетипичный случай.
В прошлом году главным изменением реальности для общества стало появление загадочных виртуальных денег. С одной стороны, мы привыкли не доверять всему новому, а тем более виртуальному, а с другой – гигантский рост, который показывает биткоин, как бы намекает на то, что за ним, за блокчейном и майнингом будущее. Поэтому приход загадочных слов, показывающих дорогу в будущее, – это тоже примета нашего времени.
Мы живём в эпоху, когда мир начинает переворачиваться, а традиции – опровергаются. Сегодня в центре молодёжь, которая и формирует тот самый «хайп».
– А вы соблюдаете языковые нормы?
– Я говорю не так, как до перестройки. И все мы в разных ситуациях пользуемся разными регистрами языка. То, что образованный человек безупречно владеет языковой нормой, – это иллюзия. К примеру, сленг использую с удовольствием – но только в общении с друзьями.
Юрий ТАТАРЕНКО
Фото Ланы Зайцевой
Комментарии