Евгений РЕЙН: «Век слишком заражён гламуром!»

Евгений Борисович РЕЙН – поэт, эссеист, прозаик, сценарист. Родился 29 декабря 1935 года в Ленинграде. В 1950-1960-е годы принадлежал к близкому окружению Анны Ахматовой, которая оказала значительное влияние на творчество поэта. К этому же времени относится и начало дружбы с Иосифом Бродским. В 1979 году Евгений Рейн принял участие в неподцензурном альманахе «Метрóполь», за что подвергся политическому преследованию, был лишён возможности работать, занимался документальным кино и лишь три года спустя смог вернуться к литературной деятельности, главным образом, переводческой.

«На мой взгляд, Рейн наиболее значительный поэт нашего поколения, то есть поколения, к которому я принадлежу…» – писал Иосиф Бродский. Несмотря на высокую оценку творчества Евгения Рейна поэтами старшего поколения – Анной Ахматовой, Борисом Пастернаком, Арсением Тарковским, первый сборник его стихов «Имена мостов» вышел лишь в 1984 году, когда поэту было 49 лет.

Автор более 20 книг Евгений Рейн – профессор Литературного института им. Горького, член Союза писателей России, ПЕН-клуба, Союза кинематографистов РФ; лауреат Госпремии, Российской национальной премии «Поэт», Пушкинской премии, Царскосельской художественной премии и др.

– В современном обществе – серьёзное расслоение. Для кого писать современному поэту: для друзей и любимой, для эстрады, для олигархов, для потомков?

– А поэт пишет не для кого-то, а потому что не может не сочинять. Я примерно знаю свою аудиторию, в ней присутствуют очень разные читатели, есть несколько очень образованных и при этом богатых людей, очень радостно знать, что стихи интересны совсем молодым людям, важно, что меня ценят коллеги по цеху. В общем, поэзия – дело элитарное, и стадионы здесь неуместны.

– Пожалуй, уместно вспомнить строчку Пастернака: «Нас мало. Нас, может быть, трое…» Ощущаете ли вы единство зубров отечественной поэзии – Евгения Рейна, Александра Кушнера, Олега Чухонцева?

– Духовное единственно и родство, безусловно, ощущаю. Я очень давно знаю их обоих. С Сашей мы росли, можно сказать, в одной детской. И Ленинград (именно Ленинград) остаётся для нас главной, вечной и неиссякаемой любовью, т.е. лейтмотивом для творчества. С Олегом познакомился позже и сразу оценил его особую неповторимую поэтику, его стихи для меня всегда неизменно интересны.

– Что такое в вашем представлении современная литературная Москва?

– Это уже не тот Вавилон моей молодости (хотя, конечно, такой взгляд чисто субъективный и даже где-то возрастной). Сейчас очень много площадок, музеи, залы библиотек, литературные кафе, какие-то культурные центры... Выступают очень разные стихотворцы. Но и этой литературной жизни нанесён сокрушительный удар: совершенно не оказывается никакой поддержки толстым журналам. Они всегда были ориентирами и маяками в литературе. Сейчас многие из них закрываются или находятся на грани закрытия. Если власть имущие не осознают очень простой и вечной истины, что за культуру надо платить, то очень скоро всё это выродится в дешёвую попсу.

– ЕР кто-то расшифрует как Евгений Рейн, а кто-то – как «Единая Россия». Что вы думаете на вечную тему «художник и власть»?

– Возможно, сейчас выскажу совершенно утопическую идею. Но считаю, что не поэт должен обслуживать власть, а власть должна обслуживать поэта. Об этом говорил ещё Александр Сергеевич: «Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу, а небом избранный певец стоит, потупя очи долу…» Это было бы полезнее и для власти во всех смыслах…

– Россия, XXI век – это место и время для поэзии?

– Увы, нет. Хотя ещё продолжают сочинять высокочтимые мной поэты помимо трёх вышеназванных – это Сергей Гандлевский, Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков, можно было бы список продолжить, но не слишком… А среди ушедших, я бы прежде всего назвал рано ушедшего Виктора Гофмана. Считаю, что это невосполнимая утрата для русской поэзии, огромная рваная рана… Нынешний век слишком заражён практицизмом, гламуром, вседозволенностью в поэзии и просто откровенной ерундой… Кроме того, фатальный урон поэзии нанёс интернет… Пытаюсь вспомнить, когда в истории цивилизации технический прогресс наносил смертельный удар творчеству любого рода, и не могу дать ответ… Видимо, это действительно «новый виток» в духовной жизни человечества.

– Можно ли «выучиться на поэта»?

– Уже более четверти века преподаю в Литературном институте. Разумеется, выучиться на поэта нельзя, научить писать стихи невозможно. Человек может любить стихи, может даже отлично разбираться в поэзии, но, если у него отсутствуют способности, он в самом лучшем случае немного поднатореет в версификации. Но это не более чем совокупность механических приёмов. Единственное условие: человек должен быть наделён поэтическим даром. Если такая одарённость есть, её можно развивать, ставить какие-то задачи, будить воображение, пытаться научить студента претворять собственные жизненные впечатления и опыт в творчество. Кроме того, на семинары постоянно приглашаются разные поэты, и вот такое живое общение очень много даёт молодым стихотворцам.

– Чему Рейн научил Бродского и чему научился у него?

– По первой части вопроса – это к Бродскому. Просто он был моложе меня на пять лет, и в молодости эта разница кажется очень существенной. Он не слишком хорошо знал русскую поэзию, в основном ориентировался на переводы в «Иностранке». Я в этом смысле знал гораздо больше, не говоря о знакомстве с Ахматовой в 9-летнем возрасте, огромной домашней поэтической библиотеке, общении со многими тогдашними ленинградскими поэтами, регулярном посещении книжных барахолок и т.д. Бродский же был практически неофитом. И об очень многом ему просто рассказал.

Второй вопрос – не знаю. Мы очень много общались. Когда с ним познакомился, а это был сентябрь пятьдесят восьмого года, он писал такие стихи, которые потом сам же терпеть не мог, и,  думаю, никогда бы не напечатал. Ему тогда было 18-19 лет, и он больше всего увлекался модернистской западной поэзией – околореволюционной, потому что никакую другую у нас в те времена не переводили. Иосиф прошёл несколько очень отчётливых этапов, причём, в юности они у него довольно часто сменялись. Потом он уже сформировал свой собственный стиль.

Не могу сказать, что чему-то у него научился. Просто я как поэт сформировался гораздо раньше, и если что-то и менял, то сугубо в собственном мейнстриме.

– Признак удачного стихотворения – это…?

– Вопрос сложный. Думаю, что это совпадение множества ситуаций, состояния души, услышанного «всё победившего звука», передача минутного переживания в точно найденных словах, неожиданной мысли о прошедшем или хорошо известном, ну и так далее. Это невозможно определить, как невозможно дать определение самой поэзии.

Юрий ТАТАРЕНКО

Фото из открытых источников