Андрей ЗВЯГИНЦЕВ: «Во мне живет страх неудачи»

Как известно, новая картина Звягинцева «Левиафан» на Каннском кинофестивале получила приз за лучший сценарий, а совсем недавно завоевала и Гран-при в Мюнхене. Между этими двумя кинофорумами Звягинцев успел посетить родной Новосибирск. В киноцентре «Победа» состоялись творческая встреча с режиссером и мастер-класс, где Андрея просто засыпали вопросами.

– Первые зрители произведений Звягинцева – это обычно кто?

– Такое явление, как фокус-группа, на мой взгляд, больше подходит для бизнеса, нежели для искусства. Я показываю картину, когда обратного пути уже нет. И первыми ее смотрят те, кто ее создавал, – художник, оператор, звукорежиссер, композитор. Фильм должен получиться таким, чтобы потом режиссер не выходил к публике перед каждым показом со словами оправдания, почему у него не получилось снять то и так, как хотелось. Когда снимаешь какую-то сцену, то должен понимать: это твоя единственная возможность все сделать так, как надо. И созданный тобой мир должен быть без изъяна. Чтобы в кадре все звенело. И, по-моему, это не каторга, а радостная работа, делающая тебя живым.

– «Левиафан» заметили и уже оценили в киномире. А знаком ли Вам страх неудачи?

– Конечно. Он сравним со страхом вратаря перед пробитием пенальти. Моя бессонная ночь накануне первого съемочного дня – неописуема. Все мысли об одном: ты не сможешь снять именно то, что задумал! Поэтому в первый день съемок мы никуда не торопимся. Берется в работу самая легкая сцена, снимается один-два плана максимум. Но все же первый день «Левиафана» прошел, мягко говоря, непросто. Вернее, это была ночь. 1 августа, берег Баренцева моря. Солнце не заходит круглые сутки. Смена – с 11 вечера до 11 утра. Снимаем простой проезд автомобиля. Он должен разминуться с мотоциклом и выехать из кадра. Скорость движения – 60 километров в час. За рулем 14-летний мальчишка, Сережа Походаев, в нашем фильме – сын главного героя. Первый дубль получился отлично. Но ведь надо на всякий случай снять и второй. И в самом конце проезда у иномарки прокалывается переднее колесо, парень не справляется с управлением – и таранит три машины съемочной группы! Смотрю, все стоят с белыми лицами. В общем, чуть погодя стали снимать другой эпизод. Между прочим, когда в том же месте должен был проехать еще и Николай, которого сыграл Алексей Серебряков, в машине оказались пробитыми сразу два передних колеса! Пришлось чуть ли не вылизать всю дорогу – только после этого смогли снять нормально.

– У фильма «Левиафан», где рассказана история борьбы государства со своим гражданином, должны быть как горячие сторонники, так и лютые противники…

– Так и есть. Не так давно мне прислали ссылку на выступление в Судаке министра культуры Владимира Мединского, где он заявил, что технологически картина сделана хорошо, актеры играют замечательно, но что касается содержания – ему словно в душу плюнули! А ведь перед показом фильма в Каннах у нас с Мединским состоялся обстоятельный разговор. Я почувствовал в нем искреннего человека, желающего делать все возможное, чтобы очистить нашу страну от скверны. Он мне признался, что считает фильм (кстати, практически наполовину снятый на деньги Минкульта) крайне депрессивным. Вот только почему же он думает, что плакатом можно загнать народ в светлое будущее?! И в конце концов я был вынужден сказать, что он не там ищет врагов, что художник – это всего лишь зеркало! И правом, дарованным мне природой, я волен говорить все, что считаю нужным!

О фильме высказался еще один человек, чье мнение для меня очень важно, – Наум Клейман, известный киновед. На следующий день после показа «Левиафана», прошедшего в редакции «Российской газеты», он написал мне письмо. С его разрешения зачитаю несколько фрагментов: «Дорогой Андрей! Фильм не идет из памяти и чувств…У нас сбилось понимание слова «пророк»… Правда воплощена в искусстве, в прекрасном – и потому возвышается до истины. Жду от вас новых свершений на благо России». Картину также посмотрел один знакомый священник и сказал: «Все правда!»

– У плохих режиссеров и актеры играют плохо – согласны?

– Точно знаю, что у актеров возникает свой замысел роли после прочтения сценария. Но в кадре нельзя играть идею! В «Елене» мы снимали эпизод, в итоге не вошедший в картину, – выход Владимира из больницы. Длинный план: Андрей Сергеевич Смирнов идет по коридору. Чувствую: что-то не то. Подхожу к артисту, а он мне и говорит: «Я сейчас тут играю свой последний путь, меня же в кадре больше не будет!»

А еще я не даю актерам прочесть полный текст сценария! Кто-то обижался, но всем говорил: «Кино – это вам не театр. Тут правят бал не артисты, а совсем другие люди – авторы сценария, режиссер, оператор…» В той же «Елене» есть такой диалог. Елена говорит Екатерине: «Я люблю твоего отца». Та в ответ недоверчиво хмыкает: «Ага, до смерти!» Так вот – Лядова понятия не имела, что по сценарию Елена убивает своего мужа! Убежден, если бы актрисе это было известно, фраза не прозвучала бы должным образом, без толики подтекста.

Моя работа с актером сводится к выбору актера на роль – методом проб и ошибок. А на площадке наслаждаюсь его талантами.

– Можете ли сказать, что режиссура – Ваше призвание?

– А я до сих пор не уверен, что я режиссер! Соответствующего вузовского диплома у меня нет. В 1988 году студентом второго курса ГИТИСа увидел «Приключение» Антониони и, что называется, заболел кинематографом. Вскоре в Москве открылся Музей кино, где за копейки практически беспрерывно показывали киношедевры, – и я три года смотрел там все подряд. Вот мои университеты. А к практическим занятиям приступил в 1993-м, когда снял свой первый рекламный ролик.

В начале 90-х работал дворником, мел Суворовский бульвар. Мне полагалось бесплатное служебное жилье. Жил в дворянском особняке в огромной гостиной, но она приглянулась нашей паспортистке, и меня тут же выставили на улицу. Переночевал во дворе в заброшенном грузовике, потом ютился в детском садике у знакомого сторожа. И обратился за помощью к другу Игорю. Он и предложил снять ролик – при условии, что самостоятельно найду заказчика. И я его нашел! Как сейчас помню, это была фирма по продаже офисной мебели. Принес пять сценариев, – слава богу, один им понравился. Да, это было потрясающее время: я, не снявший ни кадра, объявил себя кинорежиссером – и получил заказ! Так что съемочной технологии – постановке кадра, склейке и так далее – учился на рекламе.

Десять лет спустя, 3 сентября 2003-го, я стоял за кулисами кинозала в Венеции. Аплодисменты после показа картины «Возвращение» не смолкали 15 минут. Стоял и думал: может быть, это и есть свидетельство того, что занимаюсь чем следует?

– Можете озвучить замысел следующего фильма?

– Их сразу три. Об одном из них постоянно думаю уже лет десять, не меньше. Место и время событий – Киев, деревянный Кремль, 1015 год. Литературная основа будущей картины – роман Олега Негина, до сих пор не опубликованный. Вторая идея связана с Великой Отечественной войной. Маленький человек в оккупации. Не уверен, что продюсерам будет легко найти деньги на съемки этой отнюдь не ура-патриотичной истории. Третий замысел – Древняя Греция. Это в основном локальные съемки с участием только нескольких актеров. Но в фильме должен быть и антураж эпохи. К примеру, есть эпизод, где 100 жрецов приносят в жертву сотню быков…

Все эти проекты весьма затратные – порядка 30 миллионов долларов каждый. Но верю в продюсерские силы и талант Александра Роднянского – и надеюсь, уже через полгода мы запустим в производство одну из вышеупомянутых картин.

Юрий ТАТАРЕНКО, фото автора