Андрей Звягинцев: «Мне холодно в Москве»

Режиссер пронзительной картины «Возвращение», получившей в 2003-м двух «Золотых львов» Венецианского кинофестиваля, приезжал в родной Новосибирск презентовать свое очередное кинотворение. В киноцентре «Победа» состоялся показ фильма «Я люблю тебя, Нью-Йорк», в котором должна была быть и новелла, снятая Звягинцевым. Почему в итоге американская картина вышла в прокат без нее – с этого и начался наш разговор с известным киномастером.

– Андрей, прежде всего хочется вас заверить, что история с работой, не попавшей в окончательную версию фильма, никоим образом не уменьшит число поклонников вашего творчества. Зато теперь вы можете сказать: у меня есть опыт работы в Голливуде!

– Да уж… Начну по порядку. Продюсер фильма «Я люблю тебя, Париж!» пригласил меня снять новеллу в новую киномозаику «Я люблю тебя, Нью-Йорк!». Полгода я морочил голову продюсерам, не зная, про что буду снимать. Я вообще очень долго принимаю решения. Это моя беда, когда-нибудь она меня погубит. Потом вдруг пришло озарение: ну, конечно же, моя новелла должна быть о Бродском!

– Итак, все снято, смонтировано, озвучено. Какие механизмы включились потом?

– Ровно за месяц до премьеры моя новелла еще участвовала в картине. Но потом готовый фильм показали на американской фокус-группе. Как выясняется, этот идиотский институт перекочевал вдруг и в кино. И участники просмотра сказали: «Звягинцева надо вырезать, потому что, во-первых, не понятно, про что его кино, а во-вторых, слишком медленно развивается действие». И прокатчик, он же продюсер фильма, принял во внимание мнение фокус-группы! Таким образом я узнал, что мировую судьбу картины теперь решают двести человек в Америке. Которые, кстати, предложили вырезать еще одну новеллу, снятую Скарлетт Йохансонн. И теперь эти две работы можно будет увидеть только на DVD, в рубрике «Бонус к фильму».

– Если не ошибаюсь, в вашей жизни уже был эпизод, который можно было бы назвать «Однажды в Америке»?

– Да, несколько лет назад я просидел три дня в офисе без окон, давая бесконечные интервью перед выходом в американский прокат «Возвращения». На этот раз мы провели в Нью-Йорке месяц. К какому выводу я пришел? Этот город прекрасен. Я шел по Бруклинскому мосту и думал: неужели человек способен сотворить такое? Столь же мощное впечатление на меня произвели еще три города – Токио, Рим, ну и Париж, который я просто очень люблю.

– Андрей, пока вы сняли только два полнометражных фильма: «Возвращение» и «Изгнание». Что скажете насчет русской поговорки «Бог троицу любит»?

– Скажу вам честно: есть замыслы, которые меня беспокоят. Во-первых, это просто грандиозная задумка, связанная с Великой Отечественной войной, целая эпопея. История о людях на периферии, абсолютно не парадная. Могу заранее сказать, что это кино не покажут по телевизору к 9 мая.

– Почему?

– В этой истории нет идеологии, ура-патриотизма. Я устал видеть на экране этаких ряженых в погончиках. Мне кажется, если чего-то и надо добиваться, когда снимаешь исторический фильм, то это эффекта присутствия. Хотя бы веточка в кадре – но оттуда, из сорок третьего!

Но сначала выйдет другая картина. Это камерная история на троих, в ней всего два интерьера. В октябре мы уже с ней запустились. Продюсер – Александр Роднянский. Думаю, осенью следующего года фильм будет готов.

– Так долго ждать?

– Наоборот, это будет наш рекорд. Если честно, меня даже пугают такие сроки. «Возвращение» мы снимали два года, «Изгнание» – три. А все это лето с апреля по середину августа я ежедневно беседовал – причем обстоятельно, долго, часов по восемь – с людьми, которые обещали дать денег на новую картину. Как выяснилось, я только потерял время. Все изменилось лишь после встречи с Роднянским.

– Кто снимается?

– Пока идет кастинг. Мы ищем пожилую пару, пенсионеров лет 65, еще один персонаж – тридцатипятилетний сын главной героини. Предваряя ваш неизбежный вопрос, сразу скажу: Лавроненко в картине не будет. Ну, если только в эпизоде…

– Вы принципиально задействуете только столичных актеров?

– Почему же? На «Изгнании» я делал кастинг и в Сибири, но вот не сложилось.

– Но у вас-то, в прошлом актера Новосибирского ТЮЗа, судя по всему, в столице все сложилось? Хотя, если честно, вы не производите впечатление московского преуспевающего кинодеятеля…

 – До переезда в Москву я прожил в Новосибирске двадцать два года, а это ровно половина моей жизни. Так что я уж точно не москвич. Понимаете, в чем дело… Когда прилетаю сюда, уже в Толмачево чувствую, что вокруг меня – люди, близкие не по месту рождения, а по духу. Мне в Москве очень холодно.

– И это говорит сибиряк?

– В Новосибирске тепло даже в минус тридцать. В столице совершенно другой климат.

– И, видимо, прежде всего – в общении?

– Там люди очень быстро живут. Мегаполис! А родной город – тот, где тебя понимают.

– Так вы жалеете, что оставили Новосибирск?

– Мне необходимо было уехать. Я заканчивал театральное училище, и моя судьба была мне в общем-то понятна: когда твой мастер курса – главный режиссер ТЮЗа, дорога у тебя одна… А мне было интересно делать кино, которого тогда в Сибири просто не было. И, думаю, в этом плане с тех пор здесь мало что изменилось.

Без всякого преувеличения могу сказать: годы в Новосибирском театральном училище – самые счастливые в моей жизни. Я уехал в Москву в надежде еще больше погрузиться в атмосферу творческого горения. Репетиции, самостоятельная работа над ролью, бессонные ночи – все это было здесь делом обычным. А в столице вдруг выяснилось, что в семь часов вечера люди начинают заниматься какими-то своими проблемами… Но закалка служения искусству, которую я получил в Новосибирске, оказалась настолько сильна, что живет во мне до сих пор.

– А можно ли научиться снимать так же сильно, как Звягинцев?

– У меня нет никакой своей методологии. И учить я никого не собираюсь – просто потому что не умею этого делать. Я еще себя ищу… Примерно так я начал свою статью в сборнике «Мастер-класс» за 2007-й год. И придерживаюсь этого мнения по сегодняшний день. Мой метод – интуиция. Поэзии тоже никто научить не может. Вот так же обстоят дела и с кинорежиссурой. Да это вообще относится к любому виду творчества. Каждый пишет, как он дышит.

– Про вас пишут разное…

– Я бы даже сказал – кто в лес, кто по дрова. Не верьте кинокритикам. Они пишут для того, чтобы заверить всех: мы что-то понимаем в кино. Вот пишут: «Звягинцев – европейский режиссер». А я снимаю историю, которая меня волнует, это что – и есть европейское кино?

– А как вы думаете, ваше новое кино про войну будет интересно Европе?

– Я делаю то, что интересно мне. Если картина нравится еще кому-нибудь – это уже счастье. А если ты думаешь о толпе, то наверняка бьешь мимо цели. Да-да, не обманывай себя, что это не так. Делай то, что ты должен делать. И тогда поймешь, что встраивание в современную жизнь – проблема решаемая.

Хотя человек меняется. И в России – в особенности. Не знаю – чувствую это. К нам пришел культ денег, и принес он не только независимость. Темпы преобразования человека – невероятные. Но дело не в том, что это европейская цивилизация такая жестокая и построена она на принципах эгоистичности, нет. Они заложены в самом человеке. И вот из нас вышел пар коммунизма – и мы стали такие же, как все на свете. А сейчас люди просто превращаются в инстинкт, на этом построено наше телевидение.

– Вы считаете, это необратимый процесс?

– Не знаю, это вопрос индивидуальности. Если б сейчас искал себе на хлеб, я бы не мог позволить себе снимать то, что хочу. Бренд дает независимость. Но очень плохо способствует сохранению экологии души. Настоящие ценности должны лежать в сфере невидимого. Помните, Пастернак говорил, что ему не надо путешествовать – ему все видно за рабочим столом…

– Как вы оцениваете нынешнее состояние отечественного кинематографа?

– Мой взгляд на современное российское кино пессимистичен. Мне очень понравились «Волчок» Василия Сигарева, «Сказки про темноту» Николая Хомерики. Есть еще Попогребский, Хлебников – эти не оступятся, я уверен. Но приходят другие времена – заказа и контроля. Очень бы хотелось ошибиться в своих прогнозах, но пока что во мне сильна уверенность в том, что у нашего авторского кино впереди очень тяжелые дни. Режиссер становится фигурой функциональной, наемным рабочим.

– А что скажете про нашу телепремьеру, широко рекламируемый сериал «Исаев»?

– Я телевизор не смотрю. Стараюсь не смотреть во всяком случае. А уж сериалы – тем более! Вы просто не знаете, как они делаются… Уж лучше книжку почитать. Быть может, мое высказывание вышло резким, но, думаю, справедливым.

– И что, вам никогда не хотелось снять ситком?

– Кто-то сказал, что кинорежиссер всю жизнь снимает один и тот же фильм. Мне тоже так представляется. Именно так и происходит – если только ты не начинаешь изменять самому себе. Меня как-то спросили: а почему вы снимаете не в стиле фэнтэзи? Ну, как объяснить человеку, что не ты выбираешь жанр, а он выбирает тебя.

– А как выбираете себе актеров?

– Считаю, что между актером и персонажем должен быть минимальный зазор. Конечно, таких актеров надо искать. А потом уже – забыть про персонаж и исходить только от артиста. Чтобы в итоге получилось так: он вроде как ничего не делает, но представляет из себя как раз то, что тебе нужно. Вот Балуев в «Изгнании» сказал мне: «Я всю роль прошептал, ничего не сыграл. Сегодня последний съемочный день – ну, можно я хоть здесь-то уж выдам?!» Я ответил ему: «Ни в коем случае. Можно все испортить. Твоя сила чувствуется и так».

– И Александр Балуев, и Константин Лавроненко – хорошие актеры. А вы бы хотели снять Олега Меньшикова?

 – Почему именно его? Я исхожу от истории, которая нуждается в воплощении. Не снимаю актера только из-за того, что подумал: вот это мастер, надо дать ему главную роль!

– Напоследок очень хотелось бы спросить: что для вас дороже – «Возвращение» или «Изгнание»?

– Не считаю правомерным противопоставлять две свои картины. Я ценю каждую за своё. Они мне обе дороги. Как сравнивать родных детей – разного пола и возраста?

– Сформулирую вопрос по-другому. Но он все равно будет про кризис второго фильма. Громкий успех был у вашей дебютной притчи про обретение человеком Отца. И менее захватывающим фильмом, на мой взгляд, оказался «Изгнание» – история выбора: которому из мужчин должна принадлежать женщина…

– Могу лишь сказать, что в этой картине я высказался на очень важную для меня тему.

Юрий ТАТАРЕНКО