Павел САНАЕВ: «Шедевры – большая редкость!»

Не так давно в Новосибирске прошла творческая встреча с известным прозаиком Павлом Санаевым «Разговоры о современной литературе и не только». После неё он ответил на вопросы нашего корреспондента.

Павел Санаев родился в 1969 году в актёрской семье (мать – Елена Санаева, дед – Всеволод Санаев, отчим – Ролан Быков). В 1992-м окончил сценарный факультет ВГИКа. Снимался в фильмах «Чучело», «Зонтик для новобрачных», «Три светильника». Режиссёр кинокартин «Каунасский блюз», «На игре», «Последний уик-энд» и др. В 1995 году написал повесть «Похороните меня за плинтусом», впоследствии проданную тиражом более миллиона экземпляров и переведённую на пять европейских языков. В 2013-м вышла вторая книга Санаева – роман «Хроники Раздолбая».

– Обе книги можно считать автобиографичными. Не привлекает идея написать чью-либо биографию для серии «ЖЗЛ»?

– Никоим образом. Не очень люблю процесс литературной работы и, чтобы заниматься этим, нужна сильная мотивация. Сейчас работаю над романом «Хроники Раздолбая 2». Он для меня важен, дорог мне и поэтому могу себя заставить регулярно садиться за стол. А просто писать ради какой-то книги... Есть много более приятных занятий – то же кино, например. По характеру мне гораздо интереснее работать в коллективе, а литература – монотонный труд одиночки.

– Ваша новая книга выйдет в новом году?

– Не знаю, когда она выйдет. Могу только сказать, что ни на что сейчас не отвлекаюсь и эта работа в приоритете. Но история длинная – 17-25 глав. На одну уходит примерно месяц, сейчас пишу третью. Предстоит ещё минимум полтора года работы. Ускорить этот процесс не могу при всём желании.

– Раздолбай – новый русский архетип?

– Абсолютно точно! И я ставил целью создать новый архетип в отечественной литературе. Думаю, у меня это получилось.

– Спектакли по «Плинтусу» смотрите?

– Видел как минимум половину постановок – в Москве, Петербурге, Челябинске… Знаю, что есть спектакли и в Красноярской драме, и в Новосибирском театральном институте. Но больше не могу это ни смотреть, ни слышать. Автору не стоит быть «привязанным» к одному произведению, возвращаться к пройденному вновь и вновь.

– А что скажете про фильм Снежкина?

– Говорил много раз, повторю и сейчас: мне он не понравился. Потому что в нём всё мрачно, одномерно и вообще не про то, о чём написана книга.

– Есть правда жизни, есть правда искусства. Велик ли зазор между ними в случае с «Плинтусом»?

– Устало отвечу – да, велик. Эта книга – не личная биография, не воспоминания о жизни. Это художественное произведение на основе историй из моего детства. В реальной жизни бабушка никогда не произносила под дверью пронзительных монологов и не умерла, когда меня от неё забрали. Перед смертью, которая случилась, когда мне было около 25 лет, она со всеми примирилась.

– Признак хорошей книги – это…?

– (Задумывается). Это когда у читателя не ослабевает желание, открыв книгу, дочитать её до конца.

– Часто с таким сталкивались?

– Нет. Очень мало таких книг. Если после первых 20 страниц жгучий интерес не толкает меня читать книгу дальше, не буду себя заставлять и дочитывать не стану. Недочитанных книг в моём списке немало, и возвращаться к ним не собираюсь.

– А как получается, что берёте в руки книжные новинки?

– В последнее время почти не интересуюсь художественной литературой. По-настоящему хорошая проза – уровня Булгакова или Бунина – сейчас огромная редкость. Сегодня в основном пишут обезличенным, типографским языком: «Он вошёл, посмотрел на неё долгим взглядом. Она отвела глаза…» Такие тексты сразу откладываю в сторону. Чтобы не испытывать отвращения к примитиву. Когда ты любишь Томаса Вулфа и приходишь в дикий восторг от каждой его строчки, очень трудно проявлять интерес к вещам, написанным телеграфным стилем. Люблю в литературе определённый уровень изыска. Например, у Булгакова в романе «Мастер и Маргарита» можно встретить выражение «Котёнок брызнул вверх по лестнице». Гениально! Понятно, что котёнок не может «брызнуть» – очень вольное обращение с языком, но благодаря такой вольности вы отчётливо представляете себе это движение. «Мастер и Маргарита» – моё любимое произведение, могу перечитывать его бесконечно. Это – язык, сюжет, полёт. Не менее прекрасные авторы – Бунин, Куприн, Достоевский, Гоголь.

– Вы сказали, что хороших книг мало. Хороших фильмов – тоже?

– А почему шедевров должно быть много? У каждого вида искусства есть периоды расцвета, которые неизбежно сменяются затяжным спадом. Скажем, в рок-музыке был расцвет с начала 70-х до середины 80-х. Всё, что там делается с тех пор, – в лучшем случае пережёвывание уже найденного. И не факт, что рок снова расцветёт.

В литературе был Серебряный век в поэзии. Проза началась чуть раньше – имею в виду французский, затем русский классический роман. Сегодня наблюдается расцвет в технологиях – биотех, нанонех, стартапы… Западная литература уходит в сторону примитивной беллетристики, она больше не занимается исследованием жизни человеческого духа. В ней много остросюжетных произведений, написанных очень просто. У нас же к отечественной литературе более высокие требования – особенно, что касается описания человека в социуме. Но если жизнь такова, что о ней не получается написать ничего глубокого, то откуда глубоким произведениям браться? Как вы это себе представляете – «Повесть о том, как Иван Иваныч мечтал купить себе плазменную панель»?

– Надо ли, чтобы писателя знали в лицо?

– (После паузы). Всё зависит от местожительства. Курт Воннегут как-то посетовал, что, сколько ни жил в Нью-Йорке, к нему ни разу никто не подошёл и не сказал: «Эй, мужик, да ты же Курт Воннегут!» Понимаете, в Нью-Йорке миллионы людей, калейдоскоп событий, и я просто не знаю, кем надо быть, чтобы тебя там знали в лицо!

В Москве, конечно, узнаваемость в разы выше. Особенно, если тебя несколько раз показали по телевизору. Сразу начинается – приветствия в публичных местах, фотографирование, автографы… Сказать, что это писателю необходимо, – не могу. Для него важнее, чтобы читали его книги. Никто толком не знает, как выглядит Пелевин. Вроде бы какой-то хмырь в очках. Тем не менее, его читали и читают – если не все, то очень многие.

– Вы разносторонне одарены. Не трудно ли идти по нескольким дорогам сразу?

– Дорог всего две: кино и литература. Но одновременно снимать картину и писать невозможно. «Плинтус» написан более 20 лет назад. С 2004 по 2010 годы занимался только кино. Сейчас работаю над романом, но для себя решил: заканчиваю книгу и возвращаюсь в кино – окончательно и бесповоротно. Хочу быть кинорежиссёром. Это дело мне нравится больше всего, и в этом направлении хочу развиваться.

Юрий ТАТАРЕНКО

Фото с сайта ruskino.ru