Иероглиф бытия
Иероглиф бытия
На завершившемся в Новосибирске Всероссийском литературном фестивале «Белое пятно» особый интерес вызывало творчество 35–летнего прозаика из Нижнего Новгорода Захара ПРИЛЕПИНА. Корреспондент «Навигатора» побеседовал с популярным писателем.
Наше досье:
Захар Прилепин – прозаик и журналист. Главный редактор регионального отделения «Агентства политических новостей», гендиректор «Новой газеты в Нижнем Новгороде». Автор восьми книг, в том числе романов «Патологии», «Санькя», «Грех». Лауреат премии «Русский Букер», «Ясная поляна», «Национальный бестселлер». Член Союза писателей России.
– Добро пожаловать в Новосибирск! На открытии фестиваля ведущая чуть было не раскрыла имя-отчество писателя Захара Прилепина…
– Мне скрывать нечего. По паспорту я Прилепин Евгений Николаевич. Но когда еще только писал свою первую вещь, «Патологии», решил, что буду подписываться Захар Прилепин. Это имя мне очень нравится, так звали моего деда. А Захаром Николаевичем объявлять меня как-то нелогично, никто ведь не обращался к Горькому Максим Максимыч.
– Вы шесть лет служили в ОМОНе. Как стали писателем?
– Пришел в литературу случайно, думал, всю жизнь буду куда больше думать о бицепсах и трицепсах. Но после дефолта 98-го надо было как-то кормить семью, и друг позвал работать в газету. Я стал отказываться, мол, не умею. Он в ответ: «А никто не умеет!» И, правда, за 11 лет в журналистике я не встретил ни одного человека с журналистским образованием. Путь от рядового сотрудника до главреда прошел за месяц. От журналистики до литературы оказалось и вовсе полшага. Вечерами после работы я четыре года писал роман «Патологии». Хотел, чтоб было про любовь. Понял, про любовь у меня столько мыслей нет. Добавил еще и про войну и отправил Дмитрию Быкову. Он ответил: все в порядке, мол, ты писатель. Так что роман я издал, получил гонорар и подумал: а неплохо быть писателем! В литературе не надо никого бояться. Издательства рыщут в поисках хорошего текста. Так что всем – в добрый час!
– Верно ли, что сейчас литературный рынок не соприкасается с литературным процессом?
– Не согласен категорически. Есть примеры Дмитрия Быкова, Алексея Иванова, Романа Сенчина – это люди востребованные и, безусловно, талантливые. Писатель должен стать сам себе продюсером, это не так сложно – продумать литературную стратегию. В начале нулевых вся российская литература была поделена на лагеря, и я ставил себе целью завоевать свое пространство. Публиковался во всех изданиях, потому что я свой в своей стране, везде чувствую себя дома – и в патриотической газете, и на либеральной радиостанции. Катался в Москву ради минутного появления в телевизоре, потому что понимал: телевидение увеличивает число читателей. Потом вышел в Интернет, друзья сделали сайт. В общем, так или иначе, я навязал себя, как сказал про меня Эдуард Лимонов. Но все же главное – это тексты. Можно не вылезать из телеящика, но писать всякую фигню. Голый пиар не дает ничего.
Сережа Минаев разумно радуется тиражам своих книг, но его фамилия не попадет в учебники по литературе. Популярность Минаева – тривиальная литературная ситуация. Надсон был популярнее Тютчева с Фетом вместе взятых и умноженных на Полонского. А вот, скажем, нашему современнику Михаилу Тарковскому совершенно не стоит беспокоиться, войдет ли он в историю отечественной литературы, несмотря на весьма скромные тиражи его прозы.
– Как удается совмещать статусы успешного писателя и отца троих детей?
– Ну, у Пушкина их было четверо, у Льва Толстого, если не ошибаюсь, вообще двенадцать. Когда у тебя много детей, ты должен много работать, а это неизбежно приведет к тому, что ты станешь много зарабатывать. Писателем становится тот, кто переосмысляет свой жизненный опыт. Согласитесь, в этом деле дети быть помехой никак не могут.
– У Прилепиных-младших есть писательские гены?
– Игнатка на вопрос о том, кем он хочет стать, ответил: «Как папа – писателем!» Кирочка в четыре года бегло читает. Старший сын Глеб в свои 12 прочел столько, сколько я, наверное, годам к 28-и. Недавно послушал в машине рэп, сочинил пару своих текстов, получил за них две пятерки в школе. Начал сочинять третий, и вдруг спрашивает: «Пап, а за что больше платят – за стихи или прозу?» Я понял, что у моего ребенка очень правильное отношение к литературе.
– Следующий вопрос как раз о творчестве. Что–то давно Прилепин не писал прозы…
– Вы правы, вышло подряд несколько книг иного толка – сборники эссе, интервью… Но сейчас я заканчиваю работу над новым романом «Черная обезьяна». Мрачноватая вещь получается, прямо скажем, но, наверное, надо пробовать себя в разном. Идеальный писатель – тот, кому удалось сочинить и «Анну Каренину», и «Пятнадцатилетнего капитана», и «Прощай, оружие». Впрочем, пример такого универсализма известен – это Алексей Толстой. Вот будем на него равняться.
– Что побуждает вас писать?
– Прекрасный вопрос. Постоянно об этом думаю. Ведь в литературу идут решать свои проблемы. А у меня всё хорошо, как у Деда Мороза. Девушки меня любят, друзья есть. Если бы я просто хотел денег, то писал бы то, за что сейчас хорошо платят. Мне же важно не столько поделиться с читателем своим, скажем пышно, жизненным опытом, сколько сформулировать некий иероглиф бытия – почему человек не может быть перманентно счастлив.
– Видимо потому, что в жизни превалируют трудности и проблемы. А как вам кажется, их количество ограничено?
– Ограничено количество радости. А вот проблем – хлебать полной ложкой. Да, мои книги изданы общим тиражом 250 тысяч, они переведены на 15 языков. Но, знаете, случайного успеха не бывает. За все платишь, так или иначе.
– И социализм, и соцреализм, и его художники-апологеты ушли в прошлое. А кто воспоёт капитализм?
– Текст на эту тему написать невозможно. Это будет ложь с первой буквы. Роман об идеальном менеджере? Не смешите.
Слом эпох десакрализовал слово как таковое. «Дети Арбата», «Пожар» били тараном по СССР. Мы всё поломали ко всем чертям – и выяснилось, что так жить тоже нельзя. Стало гораздо противнее, чем было. Писать о нынешнем времени неприятно. Какова роль литературы сейчас? Писатели не объясняют, как нужно жить, они не проповедники.
– Но их взгляды на жизнь, безусловно, важны…
– Вспомнил одну историю. Сидели мы как-то в кафе втроем: Сергей Шаргунов, Аня Михалкова и я. Я в шутку предложил Ане написать книгу в жанре беседы «Я и моя семья». Мол, я расскажу про свое детство, она про свое. Такой разговор друзей – типа «Ящика водки» Коха и Свинаренко. Аня не рискнула: у нее слишком много самой разной родни, чтобы говорить о ней откровенно… Я ее понимаю, конечно.
– Разговор за бутылкой неизбежно сводится к поискам ответа на вечные вопросы «кто виноват» и «что делать».
– На эти вопросы свой вариант ответа у меня уже есть. Кто виноват – мы сами. Что делать – отдавать себе в этом отчет.
Юрий ТАТАРЕНКО
Фото с сайта www.zaharprilepin.ru
Комментарии