Четыре задачи

Приближается 19 ноября, когда Академгородок в очередной раз отметит Михайлов день. Этот праздник посвящен двум Михаилам: Ломоносову и Лаврентьеву.

Так уж судьба распорядилась, что я не только жил в одно время с Михаилом Алексеевичем, но и изредка видел его, слушал его выступления на семинарах в Институте гидродинамики, доводилось и беседовать с ним лично. Об одной такой встрече мне хотелось бы рассказать.

В 1962-1967 годах я учился на физфаке НГУ. Примерно в середине учебы студентов прикрепили к разным институтам, по их выбору. Несколько человек из нашей группы, в том числе и меня, прикрепили к Институту гидродинамики. В его лабораториях мы проходили практику, вникали в научные проблемы.

В то время Лаврентьев в журнале «Наука и жизнь» опубликовал четыре задачи. Предлагалось попробовать решить их и прислать ему ответы. Тем, кто решит, Лаврентьев обещал всяческую помощь и поддержку при трудоустройстве в СО РАН. Со всех концов страны ему прислали, по моим оценкам, около тысячи писем.

Выбор задач, я полагаю, был не случаен: за ними стояли проблемы механики и гидродинамики, которые вызывали живой интерес академика. Наверное, сегодня уже стоит напомнить, о каких задачах шла речь.

Первая задача (задача Эйнштейна) – о движении чаинок в стакане чая после перемешивания ложечкой. Надо было на элементарном уровне, без расчетов объяснить, почему чаинки при этом собираются в центре. Кстати, Альберт Эйнштейн действительно имеет отношение к этой задаче: среди многих проблем, которыми он занимался, был и вопрос о причинах образования извилин в руслах рек. В своем докладе, сделанном в 1926 году на заседании Прусской академии наук, Эйнштейн провел аналогию между движением воды в стакане и в русле реки. Эта аналогия действительно позволила объяснить тенденции изменения формы русла.

Вторая задача – о движении косточки на спице обычных конторских счетов, поставленных на боковину. Такие счеты в то время еще были в ходу. Нужно было объяснить, как вращающаяся косточка поднимается вверх, преодолевая действие силы тяжести.

Третья задача – проблема «Султан». В глубине водоема взрывают снаряд, и вверх поднимается столб воды, который на определенной высоте приобретает вид «зонтика», после чего вся поднятая масса падает вниз. Требовалось найти зависимость между параметрами задачи «хотя бы на уровне численных оценок», как говорил Лаврентьев.

Четвертая задача тоже была о взрыве, но теперь уже над поверхностью водоема. Было давно известно, что в некоторых случаях на поверхности водоема возникает система водяных бугров и впадин. Здесь, конечно, Лаврентьев уже не требовал расчетов, но просил хотя бы поразмышлять, как может возникнуть такой экзотический пейзаж.

Однажды нас, прикрепленных к Институту гидродинамики студентов, собрали, и сказали что Дед (так часто называли Михаила Алексеевича в Городке) подключает нас к очень интересной работе. Надо было прочитать все выделенные письма и отобрать те, в которых был хоть какой-то намек на решение задач. Мы были совсем не против, восприняли это с энтузиазмом. Разбились на четыре бригады, и я возглавил одну из них. На мою бригаду пришлось почти 250 писем.

Когда пришло время докладывать Лаврентьеву о результатах работы, мы явились в институт. Нас собрали в конференц-зале, и Лаврентьев сразу приступил к делу:

– Ну, кто из бригадиров начнет?

Ребята подталкивают меня в спину и шепчут:

– Давай, давай, ты же старший, так что иди первый!

Я действительно был старше других – они пришли в университет со школьной скамьи, а я – из армии.

Начав выступление, я рассказал о письмах серьезных и курьезных, упомянул, что большая часть писем не представляла интереса.

– И сколько таких писем? В процентах? – вдруг быстро поинтересовался Лаврентьев. Я, чтобы не быть голословным, привел конкретные цифры.

– О! – обрадовался Михаил Алексеевич, – я так и думал! Вы знаете, перед этой встречей я прикидывал так и этак, и все у меня получалось, около 10%..., а сейчас смотрю – и у вас те же данные!

Ребята задвигались, заулыбались, напряжение спало. Лаврентьев опросил и других бригадиров, и у всех доля интересных писем была приблизительно равной.

В заключение Михаил Алексеевич поблагодарил нас и сказал, что мы проделали огромную черновую работу и выполнили ее очень добросовестно.

Отобранные письма мы передали заведующим лабораториями, но история с четырьмя задачами на этом не закончилась. Еще долго по вечерам мы обсуждали их – разумеется, на более высоком уровне, чем большинство наших корреспондентов, вспоминали самые оригинальные, парадоксальные письма, ну и саму встречу с Дедом, конечно.

Сегодня я понимаю, какой это был мудрый ход с его стороны – подключить к обсуждению писем студентов, вроде бы ненароком снабдить нас такой пищей для ума, подвигнуть к творческому переосмыслению полученных знаний. Лаврентьев умел загрузить людей, но при этом так их воодушевить, что любая работа делалась быстро и с интересом.

А. Малмыгин