Моя Ельцовка

Воспоминания старожила Нижней Ельцовки Нины Сергеевны Петрищевой (Дединской), возможно, не бесспорны в деталях: прошли годы, что-то стерлось из памяти. Но дочь бывшего председателя колхоза имени XVII Партсъезда Сергея Дединского много знает о своей малой родине, судьбах своих земляков и искренне жалеет, что ее старой любимой деревни уже нет. «Навигатор» публикует ее рассказ.

Наш колхоз

Колхоз у нас был богатый: на полях, раскинувшихся в сторону села Барышево, сеяли пшеницу, овес (зерно возили молоть на мельницу в Чербусах), содержали ягодные плантации. Колхозный агроном Анна Чулкова вырастила прекрасный сад: там произрастали малина, виктория, смородина. Первой помощницей агронома была моя мама Анна Михайловна, но на прополке и сборе ягод работали и другие ельцовские женщины.

А еще в колхозе были три теплицы под стеклом и несколько парников. Большая часть выращенного шла на продажу: овощи складывали в ящики и увозили в город на центральный рынок, а позднее и в Академгородок. О росте благосостояния колхоза в 50-х годах говорит тот факт, что он на собственные деньги построил каменный свинарник. Рос достаток и рядовых колхозников: в одном из бывших «кулацких» домов умельцы оборудовали шерстобитную и катали валенки для населения. Помню, мы с матерью не раз носили туда мешки с шерстью.

Сельчане умели не только работать, но и отдыхать: существовала, например, такая неписанная традиция – после посевной дружно отмечать это событие. На краю колка, прямо на траве под березами, появлялись «скатерти-самобранки», установленные соленьями-вареньями из погребов. Мясного на этих праздниках почти не было – летом скотину никто не колол, хотя почти все держали и коров, и свиней, и овец, не считая уже кур. Но и выпить, и закусить было вдоволь. Народ веселился от души и пускался в пляс под гармошку.

Мой отец

Наша семья приехала в Новосибирскую область еще до войны с Черниговщины: дед с бабкой, три их дочери и сын – мой отец, уже женатый, с маленькими детьми. В Нижней Ельцовке нашу наголодавшуюся ораву разместили в пустующем доме на отшибе деревни – на полевом стане (сейчас на этом месте Институт клинической и экспериментальной медицины). Меня еще не было (я родилась в 1947-м), но, по воспоминаниям матери, все были рады-радешеньки крыше над головой и лавкам вместо кроватей. Когда дети подросли, семья смогла построить большой новый дом в селе. Спасибо, помогли односельчане.

Началась война, мобилизация. Только дядю Сашу Гончарова не забрали на фронт из-за бельма на глазу и моего отца-переселенца, единственного грамотного мужика в деревне,  работавшего трактористом. Его и назначили председателем колхоза (думаю, он оказался нужнее на трудовом фронте, и ему дали бронь). Председателем он проработал до 1957 года. Колхозники его любили – строгий был, но отзывчивый на чужую беду.

Умер отец в 1978-м, его хоронили всем селом. Экспериментальное хозяйство СО РАН договорилось с военным училищем, и в последний путь жители провожали своего председателя с оркестром.

Конный двор

От нашей снесенной в 1970-1980-х годах деревни осталось, пожалуй, только деревянное одноэтажное здание бывшего детского сада на четной стороне ул. Лесосечной (сейчас там частная ветлечебница). Начиная от этого дома, в сторону путепровода шли постройки колхоза: контора, конюшни, хлебные амбары. Называли этот комплекс конным двором. Там работал мой любимый дед польских кровей – Максим Амбросьевич Дединский. Он сторожил хлебный склад. А старший брат Леня устроился объездчиком коней, ему эта работа очень нравилась. Однажды на конный двор откуда-то пригнали трех немецких тяжеловесов – больших, как слоны, лошадей. Мы, ребятишки, сбежались поглазеть на это чудо.

Летом возле конторы время от времени выставляли бочку с медовыми сотами, мы ими лакомились до отвала.

Госпиталь

По рассказам матери, в районе нынешнего ИКЭМ в войну и после нее находился госпиталь для раненных в голову. Местные сердобольные женщины, когда ходили за своими коровами на выпаса, прихватывали для солдатиков узелки с продуктами. Некоторые из пошедших на поправку остались жить в селе, женились на местных вдовах – их у нас после войны хватало. Так в деревне появились семейства Стрижаков, Урдиных, Борисовых.

Когда госпиталь исчез, остались могилы с пирамидками, увенчанными звездами. Однажды мы пошли за село за бояркой и огоньками и увидели в земле полусгнившие доски и куски бинтов, а потом обнаружили и заброшенное кладбище. Ходили слухи, что часть сохранившихся захоронений потом перенесли на воинское кладбище Новосибирска.

Школа и одноклассники

Начальная школа №35 на ул. Зоологической, в которую я пошла учиться в 1955-м, была деревянной, из хороших бревен. Позднее она стала восьмилетней, когда рядом сделали каменную пристройку. Сегодня на месте школы – храм во имя Святителя Николая Чудотворца, мне довелось побывать на его открытии в 1998 году. Еще со школьных времен за церковью стоит огромная сосна. Посидела на лавочке под ней, вспомнила былое.

Многих моих одноклассников уже нет на этом свете. Вот они, на памятном фото, сделанном еще в 1-м классе: Тоня Тимошек, Люба Чернышева, Валера Кашакутов…. А вот что стало с теми ребятами, что жили на Зеленой Горке в расположении военной части НКВД, я не знаю – однажды они все уехали. Но офицерская дочь Ира Алфёрова, ставшая потом народной артисткой, до сих пор жива-здорова. Хорошо помню, как в переполненном актовом зале школы она читала отрывок из рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека». Люди плакали.

Где ты, моя Родниковская?

С началом строительства Академгородка и сносом частного сектора название сменили многие улицы Нижней Ельцовки: Чкалова стала Экваторной, Кирова – Лесосечной, Первомайская – Абхазской. Четная сторона Лесосечной раньше называлась 2-й Черносельской, там, где сегодня спуск с Лесосечной на Экваторную, проходила 3-я Черносельская. А 1-я Черносельская и сейчас существует в частном секторе за линией.

Когда снесли наши дома на 1-й и 2-й Родниковской (они находились на горе за речкой), плодородную землю с огородов (они были по 17-20 соток) всю содрали бульдозерами и неизвестно куда вывезли. Сейчас на этом голом глиняном «поле чудес», где когда-то пробивались родники, ржавые гаражи. Хорошо, хоть утки вернулись на болото, оживляют этот пейзаж.

Как уходила деревня

В хрущевские времена проводилась государственная политика, направленная на укрупнение колхозов: «Сеятель» объединили с ельцовскими колхозами «Труд» и XVII Партсъезда, присовокупив сюда и самый бедный Чербузинский. Хозяйство стало называться колхозом с многообещающим названием «Заря». Но зари, увы, мы не дождались!

Когда в Академгородке появилось военное училище, часть своих пахотных земель колхоз вынужден был отдать под танковый полигон. Последующие реорганизации также не принесли ничего хорошего. Так, экспериментальное хозяйство СО РАН, чтобы создать пруд для разведения карасей, перекрыло речку Ельцовку, она стала мелеть и заиливаться.

Хирели год от года и природные богатства Нижней Ельцовки: в лесу за ул. Родниковской было много черники, рядом с просекой в микрорайон «Щ» по весне расцветал огромный ромашковый луг, в обилии росла земляника. Все вытоптали, сегодня здесь почти нет ни грибов, ни ягод, а над лесом летают только голуби.

Поразъехались и мои односельчане. Где вы сейчас Шмыковы, Долбинские, Чертенкины, Видерманы и многие-многие другие? Неужели я осталась одна, а ведь мне нет еще и семидесяти?! Но ты ведь была, была, моя Ельцовка!

Пётр ИВАНОВ

Фото автора и из архива Н. Петрищевой