Идол
Идол
Идол
Язычество и шаманизм мы осуждаем давно и бесповоротно как суеверие, дикость и варварство. Наверно, и верно: ну как кусок дерева, пусть даже большой, соответствующим образом обструганный, может подействовать, допустим, на циклон, явление почти планетарного масштаба, и срочно притащить эту закрученную массу пара в заданную точку и пролить некоторое количество воды на головы восьми дураков, которые к этому куску дерева отнеслись без должного уважения?
В городе, где, прямо скажем, от погоды мы почти не зависим, она не в состоянии повлиять на нашу жизнь и работу. Ну, может, настроение подпортит, если сильный мороз – не пустит покататься на лыжах или дождь не даст прогуляться в лес за грибами. В походе же непогода может полностью сорвать все планы и даже составить реальную угрозу жизни, поэтому и отношение к ее капризам серьезнее.
В сентябре прошлого года мы шли по маршруту Карагем–Аргут. Это не самый сложный, но и не самый простой путь по Алтаю. Надо сказать, погода нам благоприятствовала на всем протяжении нашего двухнедельного гуляния, и даже то небольшое землетрясение, которое произошло в это время, мы почти не заметили. Маршрут подходил к завершению, оставался один сплавной день.
Ночевать мы решили в кафе «Аргут». Нет, конечно же, на стрелке Аргута и Катуни нет никакого строения с таким названием. «Кафе» – это поляна, достаточно большая и удобная для того, чтобы на ней могла расположиться не одна команда, тем более что это место промежуточной остановки очень удобно для тех, кто проходит маршруты по верхней Катуни и в бассейне Аргута.
В таких местах традиционно образуются туристские музеи. Как правило, главным экспонатом такого музея оказывается журнал с записями тех, кто проходит мимо. Кроме того, почти каждая группа старается оставить на память о себе какую-нибудь вещь. Например, не очень целое весло с автографами команды, чучело водника из износившейся одежды или, как мы в этот раз, поделку из консервных банок.
Так вот, когда мы сюда пришли, то оказалось, что музей, который существовал с конца шестидесятых, недавно был кем-то уничтожен. Теперь его опять начали восстанавливать. В журнале ребята-гиды компании «Братья Говор и К°» написали, что это злодеяние рериховцев. Действительно, последнее время их знаки, выдолбленные или нарисованные на камнях, можно встретить в любом уголке Алтая. Был такой и на поляне выше нашей метров на сто.
Конечно же, нам было очень обидно за потерянные навсегда экспонаты, и разговоров о варварстве тех, кто это сделал, было много. Говорили мы и о том, что раньше рериховцы в вандализме замечены не были. Но как бы там ни было, надо вставать на ночевку, а значит, добывать дрова. Дрова в таких местах всегда в дефиците – народу встает много. Разбежались мы довольно далеко и ходили немало.
Когда я вернулся в лагерь, стало очевидно, что погода портится. Как уже говорил, весь поход нам с ней везло, ни одного серьезного дождя не было, так что и теперь была надежда, что похмурится-похмурится да разойдется. В лагерь уже вернулись все, только Егор задержался. Он был самым молодым и энергичным в нашей команде, и мы решили, что он забрался дальше всех, и никто не успел обеспокоиться, чем он так долго занят.
Начал накрапывать дождик, и тут появился Егор. Он тащил на плече хорошее, явно сухое бревно. Этому сначала обрадовались, так как, несмотря на все наши старания, хороших дров было маловато. Правда, рядом валялась пара стволов диаметром сантиметров по восемьдесят, но для того, чтобы превратить их в дрова, надо было хорошо поработать топором, чего после длинного дня, естественно, не хотелось. Только после того, как наш добытчик сбросил свою поклажу, мы рассмотрели, что бревно-то было не простым, а каким-то алтайским тотемным столбом.
Это всем не понравилось сразу, начали расспрашивать, где взял, зачем припер. Из расспросов стало ясно, что столб стоял рядом с камнем, на котором был выдолблен знак рериховцев. Вот Егор и решил, что и столб тоже их, а раз они порушили наш музей, то он посчитал возможным пустить на дрова то, что поставили они. Пришлось прочитать ему лекцию о верованиях местных жителей и разнице между ними, теми, кто на этих землях живет, и рериховцами, которые расписывают горы в поисках особой близости к своим богам. Постарались уговорить его, чтобы он отнес этот столб на место, но Егор наотрез отказался, ссылаясь на то, что вверх тащить намного тяжелее, а он и так умотался.
Дождь тем временем усилился. Это был наш последний ночлег на природе, поэтому по традиции хотелось посидеть подольше, но дождь довольно быстро разогнал нас по палаткам и, почти не прерываясь, шел всю ночь.
Утром я был дежурным, так что за мной был костер для приготовления завтрака. Дрова, которые мы насобирали вечером, изрядно подмокли. Пришлось щепить те толстенные бревна, которые лежали рядом. Егор вылез из палатки первым, подошел к костру. Дождь продолжал идти, а огонь был слабоват для того, чтобы рядом с ним чувствовать себя уютно. Я предложил товарищу нащепить от тех же бревен, благо энергии в нем хоть отбавляй, ее бы да в мирных целях, а не на борьбу с нетрадиционными верованиями.
Дальше я занялся готовкой, услышал буквально пару ударов топора и чуть погодя – вопрос Егора: «У нас перевязочные материалы есть?» Первое, о чем я подумал, это, конечно, об этом дурацком идоле, который так и валялся около костра. Пришлось срочно вынимать из мешка Стаса, который отвечал за аптеку. Я на этом этапе даже не стал смотреть, что случилось, так как было совершенно понятно, что человек с такой энергией, как Егор, по пустякам про перевязочные материалы не спросит.
После осмотра рубленой раны стало понятно, что по-хорошему ее надо шить. Вариантов два: первый – шить на месте, но, признаться, не хотелось, так как профессиональных врачей среди нас не было. Вариант второй – наложить повязку и по быстрому выбираться в Иню, там таковой, то есть врач, должен быть.
Понятно, что такой шум поднял почти всех. Пока те, кто мог, занимались делом, то есть обрабатывали рану, накладывали повязку, думали, как все это закрыть от воды, те, кому нечего было делать, старательно обсуждали неблагосклонность алтайских богов. Естественно, опять помянули и рериховцев, и тех, кто музей порушил, и некоторых людей с ограниченными возможностями, которые не смогли рериховскую наскальную живопись отличить от ритуального столба алтайцев. Вообще-то особо суеверных среди нас не было, поэтому дальше разговоров и шуток дело не пошло, то есть никому не пришло в голову тащить эту деревяшку назад в гору.
Но походная жизнь продолжалась, надо двигаться дальше, тем более что в Иню необходимо было попадать до закрытия медпункта, что не давало нам возможности расслабиться. Дождь шел, под этим дождем мы сняли лагерь, упаковались и переоделись. Перед самым стартом вдруг вижу, что Егор и его друг Андрей потащили этого божка вверх по тропе...
Через некоторое время дождь закончился, и хотя оставалось пасмурно, когда мы стартовали, нас уже не мочило с неба. Минут через пятнадцать после старта появились первые просветы в глухой до этого облачности, а дальше, до самого конца маршрута, мы шли под ясным небом с небольшими облачками. В Ине исчезли и облака, что позволило нам хорошо подсушиться и везти домой рюкзаки без лишних литров влаги. И ногу зашили – медпункт закрыт не был.
Не могу сказать, что я стал адептом шаманизма, но лишний раз для себя понял, что к чужим верованиям следует относиться с уважением. И если даже боги сами за себя постоять не сумеют, за них могут вступиться люди – их поклонники.
Николай СИВОЛОБОВ.
Комментарии