Её правда о войне

С Верой Дмитриевной ЭПОВОЙ, ветераном Великой Отечественной войны, служившей в армии в 1944-1945 годах, удалось побеседовать благодаря сотрудникам отделения надомного обслуживания КЦСОН Советского района. Соцработники помогают ей по хозяйству и, конечно, знают о её военной молодости. Вера Дмитриевна поделилась с читателями воспоминаниями.

Среди зенитчиц

Когда Веру призвали в армию, она служила телефонисткой в 9-м зенитно-пулемётном женском полку. Полк защищал от налётов немецкой авиации военные объекты города Львова. Были в полку женщины и постарше, у которых дома на попечении стариков оставались дети, но большинство всё же молодёжь. Линия фронта проходила близко, бомбили часто, приходилось постоянно менять место расположения, копать землянки, выполнять физически тяжёлую, совсем не женскую работу. Сложно было на фронте и с личной гигиеной, и с женским здоровьем вообще. Постоянно мёрзли промокающие в армейских сапогах ноги.

После 9 мая 1945 года началась демобилизация. Женский полк расформировали, зенитчицы отправились по домам. А Вера с напарницей по вольному найму прослужили на выписке документов ещё несколько месяцев – до сентября.

В общей сложности ей досталось полтора военных года. А до этого ещё два с половиной она провела в тяжелейших условиях оккупации. В воспоминаниях моей почтенной собеседницы удивительным образом переплетаются хрестоматийные сюжеты, какие-то новые, не услышанные прежде от других ветеранов подробности и яркие неожиданные события, достойные пера романиста. Вот рассказ, особенно запавший в душу.

Жизнь при оккупантах

– Первую половину войны я провела в оккупации на Украине. Мой родной город Новоград-Волынский находится в 30 километрах от бывшей польской границы и в 60 – от знаменитой Шепетовки, родины Николая Островского, автора романа «Как закалялась сталь». 22 июня началась война, а 26-го немцы уже заняли город. Я окончила 10-й класс, но экзамены сдать не успела.

В то время мало было асфальтированных дорог, но именно такая широкая ровная трасса проходила через наш пограничный город. Здесь до войны стояли многочисленные войска,  располагался штаб командующего механизированным корпусом Рокоссовского. И вот по этой трассе немцы на своей мощной технике, на машинах и мотоциклах, одолевших уже пол-Европы, прошли напрямую до Киева. А мы остались в их тылу.

Какое горе мы испытали, когда узнали, что образовался котёл под Харьковом! (Советские войска были окружены и почти полностью уничтожены. Из-за этого немцы стремительно продвинулись к Воронежу и Ростову-на-Дону с последующим выходом к Волге – прим. автора). Военнопленных красноармейцев гнали оттуда на запад, к границе. Загружали битком в товарные вагоны и не открывали их до самого места назначения. По всем пограничным городкам – в Новоград-Волынском, Шепетовке – стояли лагеря для военнопленных. Когда приходил состав, сначала выносили трупы. Оставшихся в живых собирали в колонну и гнали как раз мимо нашего огорода: обессиленных, измождённых, некоторых товарищи вели под руки.

Лагерь сделали в новой двухэтажной школе: огородили колючей проволокой, поставили вышки. Пленные находились прямо на улице, на земле, в любую погоду – дождь ли, солнце ли... Кормили баландой. Местные носили, что могли: фрукты, овощи, хлеба-то ни у кого не было. Через два года в этом лагере никого не осталось, все умерли от голода и болезней.

Рядом был двухэтажный госпиталь, тоже для военнопленных. У ворот поставили корзину для сбора передач, я приносила туда молоко в бутылке. Некоторым раненым разрешали ходить по территории, и можно было просунуть какую-то еду через проволоку. А неходячие, прикованные к кроватям, выбрасывали записки со своими фамилиями в надежде, что передачку принесут именно им. Я подняла одну записку, прочитала фамилию – Димов, и стала передавать молоко для него.

Названый брат

Спустя какое-то время немцы разрешили украинскому населению забирать из госпиталя тех солдат, которые приходятся родственниками. Мы семьёй решили этого парня вызволить. Давай я ему писать записки, скатывать их в бумажные пробки, чтобы сообщить о такой возможности и решить, как в комендатуре одинаково отвечать на вопросы. Оказалось, что парень этот русский и зовут его Иван. А русских не отпускали! Мы припомнили, что ещё в столыпинские времена наши родственники жили под Оренбургом. И я ему пишу: ты скажи, что из тех мест, племянник, дескать, и не говоришь по-украински, потому что жил там, а на самом деле ты украинец. Договорились так, мы с мамой пошли в комендатуру. Его там, видимо, тоже спрашивали. Наши показания сошлись, и его отпустили. Вышел к нам – худой, небольшого роста, на костылях. Мама моя, Доминия Константиновна, посмотрела его ногу – сплошной гнойник. Прооперировать-то его смогли, хирург у нас в госпитале был очень хороший – профессор из Ленинграда Никитин. А лечить не лечили. Мама отмочила повязку, бинты перестирала. Потом пошла на болото, нарвала травы. Позже я узнала, что это была мать-и-мачеха, противомикробное и ранозаживляющее средство. Мама стала делать Ивану примочки, нога постепенно заживала, парень шёл на поправку.

В это время пришёл ещё один красноармеец. До войны он жил у нас на квартире – лейтенант Гвоздарёв. Он тоже попал в Харьковский котёл и каким-то чудом смог вырваться из окружения. Родные жили под Москвой, поэтому он пришёл в те места, которые знал. Здесь уже вызвалась помогать сестра, которая когда-то была знакома с этническим немцем – фольксдойче их называли. Сестра попросила у него справку для квартиранта и за бутылку самогона был «состряпан» липовый документ, будто наш лейтенант не Гвоздарёв, а Гвоздаренко. Оба красноармейца жили у нас до марта 1942 года. Как только лес зазеленел, ушли в партизаны.

У этой истории есть продолжение. Прошло 13 лет после войны, я уже вышла замуж. Муж был шахтовым геологом, жили мы на руднике в Забайкалье. Прихожу в магазин – и вдруг встречаю там Димова! Конечно, мы с ним кинулись в объятия... После так и дружили с ним, его женой и тремя сыновьями – уже подростками, ходили друг к другу в гости. Кто бы знал, когда в 1942-м моя мама спрашивала его «ти звiдки, дытыно?», а он отвечал «из Сибири», что судьба сведёт нас ещё раз?!

*     *     *

В Чите супруги прожили 25 лет. В Академгородок Вера Дмитриевна переехала к сыну, когда похоронила мужа. В дни празднования Великой Победы она ходила на парад, участвовала в акции «Бессмертный полк». Последние пару лет сил стало меньше. Но всё равно она принимает у себя гостей, рассказывает молодёжи о войне.

Записала Маргарита ГОНЧАРОВА, специалист КЦСОН

Фото Юлии Бернуховой