В 1812 году

Редакция «Навигатора» с удовольствием представляет вниманию читателей творчество победительницы конкурса «Души прекрасные порывы» Екатерины ХОЖИНОЙ, восьмиклассницы школы №119.

-Нет, барич, нет! Боязно мне… А ну как Михайло Петрович узнает, он мне голову оторвет!

-Не оторвет. Скажешь, что я приказал. Снимай кафтан!

Гринька расстегнул дрожащими пальцами застежки и протянул мне свою одежду. Мы были почти одного роста, но сын денщика моего отца и мой товарищ по играм был шире меня в плечах, и от этого одежда его была мне велика, но это меня не останавливало. Я должен найти отца!

-Андрей Михалыч!..

-Молчи, Гринька! Я должен быть там!

Быстро застегнувшись и завязав кушак, я направился к перелеску, за которым скрывались резервные отряды и был организован полевой госпиталь. В предрассветной мгле дремали солдаты, но не все. Слишком многие ждали этого грандиозного сражения… Скоро все должно было начатьcя… Удастся ли прогнать французов или хотя бы остановить?!

Были слышны тихие разговоры. Туман окутывал землю и стволы деревьев. Солнце только вставало, ночная прохлада уже скоро сменится теплом последних августовских дней.

Тишину разорвал первый сигнальный взрыв. Кони заржали, люди повскакивали – началось…

Я замер, вслушиваясь в звуки сражения.

-Эй, хлопец, куда ты? – окликнул меня кто-то из солдат.

       Оглянувшись, увидел мужиков, сидящих вокруг уже прогоревшего костра.

-Там мой отец. Я должен…

-Мы все должны. Но сам главнокомандующий сказал здесь быть – ждать. Нельзя пока туда.

Я нехотя приблизился и сел рядом с солдатами. Они были не из отряда моего отца, другие. Но и не удивительно – здесь, в резерве, ожидало много людей, хотя там, на поле сражения, было гораздо больше. Поговаривали, что более ста тысяч.

-Митрич, а ты француза вблизи видел? – спросил у старого солдата тощий, суетливый парень.

Основательный во всех движениях Митрич неторопливо достал кисет:

-А то как же.

-Страшный он?

-Человек как человек, только лопочет не по-нашему.

-Эх, как жаль, что мы не в сражении. Ух, я бы этим французам!..

Время летело. Я с тревогой прислушивался к звукам битвы. От разрывов ядер содрогалась земля. Иногда от канонады закладывало уши. Ветер натянул пороховой гари.

-А ты из каких будешь-то? – спросил меня старик.

-А я Гринька, холоп князя Белобородова, - соврал я. Не знаю, зачем, может, чтобы быть ближе к этим людям. Сейчас я для них «свой», скажусь из благородных – отдалятся. И отец, и дядья мои были сейчас на поле. Мне отчаянно не хватало поддержки, которую мне щедро дарили эти простые люди.

Митрич только усмехнулся в усы, глянув на мои руки, но ничего не сказал.

-Ой, что это? – юнец вскочил на ноги, озираясь.

Я тоже почувствовал, как задрожала земля.

-Конница пошла, - невозмутимо отвечал старик.

Вскоре начали поступать раненые. Часть запасных полков была отправлена в бой, на флеши Багратиона. Я слушал разговоры, воссоздавая картину великого, но страшного сражения. Обе армии несли огромные потери, но наши воины проявляли чудеса героизма и стойкости. Хотя как иначе, ведь за нами Москва. Враг подобрался так близко. Крики и стоны покалеченных, ржание лошадей… Как-то незаметно всем нам нашлось дело. Я помогал грузить раненых в обоз на подводы, когда увидел среди них своего отца.

-Папа!

-Не тереби его, хлопец. Видишь, грудь разворочена.

-Но я…

-Принеси полотнищ, перевяжем потуже, - спокойный голос бывалого Митрича вселял уверенность.

Старика отрядили сопровождать раненых. Я тоже не отставал от обоза.

Все происходящее вызывало у меня чувство острой несправедливости. Еще недавно мы мирно жили в своем имении – теперь оно разорено.  Мать не пережила известия о смерти брата, отец тяжело ранен – и все это французы… Хотелось взять в руки саблю отца и гнать их, гнать обратно в их логово…

Я все шел рядом с телегой, на которой везли моего отца… Мы уже знаем, что пришел приказ отступить и оставить Москву. Я пытался убедить себя, что приказ разумный, войску надо отдохнуть, люди сделали все возможное и невозможное. Но как же горько было идти по опустевшей земле!

Близлежащие к Москве деревни и сама Москва были пусты. Людей почти не осталось. Темные окна домов провожали нас взглядом. Некогда оживленные улицы выглядели совсем заброшенными, какими-то растерянными. Город словно вымер.

-Не бойсь, хлопец, Русь-матушку не сломишь, - ободрил меня Митрич. – Мы еще побьем французов, еще погоним! Смотри, весь народ поднялся. Где им справиться со всем народом!

Да, я уже слышал: многие из мирных жителей уходили в ополчение, крестьяне прятали провизию, уводили скот, чтобы врагу не досталось ничего.

Но Москва, которую я сейчас видел, никак не напоминала себя прежнюю, многолюдную и нарядную. Мрачность и зловещая пустота царили в ней. Мысль о том, что в этот город, милый и любимый, может войти француз, казалась мне ужасной и отвратительной. Какой бы ни была Москва сейчас, какими заброшенными ни были бы родные улицы, то родное и щемящее чувство любви к древней столице никуда не уходило. Наоборот, хотелось вновь услышать веселье русского народа на московских площадях, а для этого придется выиграть войну. И мы с Гринькой тоже внесем свою лепту. (Гринька, оставшийся было дома, все же не выдержал и пошел искать меня. Теперь он шел рядом.)

Кстати, солдат сразу раскусивший, что я из благородных, всю дорогу поддерживал нас. А я… нет, я теперь никогда не буду скрывать своего имени, с гордостью говоря, что я сын офицера Русской армии. Армии, которая обязательно победит французов и освободит нашу многострадальную родину.