Стрижевед с улицы Русской

С героем этого очерка нас свела моя публикация в «Навигаторе» «Принесенные ветром» – о стрижах. В редакцию позвонил читатель из микрорайона «Шлюзы» и сообщил, что давно занимается изучением стрижей в гнездовьях на своем балконе и ему есть что рассказать об этих и других птицах.

Мне передали его телефон. И вот я, житель Краснообска, иду по улице Русской в дом, называемый «китайской стеной», в гости к Геннадию СЕРОВУ, балкон которого на шестом этаже я «вычислил» сам – по развешанным скворечням.

Первое, на что обратил внимание новосел из Владивостока Геннадий Дмитриевич Серов, вселившийся в академгородокскую девятиэтажку, были скворечни. И не сами по себе, а по месту крепления – на балконах и стенах верхних этажей. Такого он в «нашенском» (по Ленину) городе, где прослужил военным медиком четверть века, не видел. Подумал: «А почему бы и нам с Ниной Николаевной не завести своих скворушек? Все будет веселее».

Ну, а коли брался за что-то Геннадий Дмитриевич, то уж основательно, со знанием предмета. Вычитал: первые «скворечни» (еще тысячу лет назад) делали индусы – из высушенных тыкв. На Руси скворечни любили делать с затеей – двускатными крышами, балкончиками перед летком – как для людей. А вот западные европейцы, обделенные лесом, лепили птичьи домики в виде кувшинов – из глины, позднее – из раствора цемента с опилками. С тыльной стороны делалось скрытое отверстие для руки, чтобы забирать выросших птенцов и употреблять… в пищу. (Видел однажды телефильм, где жители Старого Света – по обе стороны Пиренеев – с невинными овечьими глазками обсасывали косточки наших соловьев, жаворонков и прочей певчей мелкоты, отлавливаемой сетями во время массовых перелетов.)

Геннадий Дмитриевич у своих скворечен – с годами их число выросло до шести – тоже делал специальное отверстие в двойной крыше, а тыльную стенку крепил как дверцу на шарнирах. Разумеется, с иной, чем у западных европейцев целью: для наблюдений и фотосъемок.

Занятие это – с птичьими домиками и их обитателями, – начатое вроде бы для забавы и привлечения к своему балкону непревзойденных певцов-пересмешников, постепенно увлекло надолго. Можно сказать, навсегда. Что ни сезон, пытливому исследователю открывались все новые и новые стороны жизни птиц, особенно в их гнездовом житии, обычно скрытом от постороннего глаза.

Загадочного и любопытного в жизни любимцев-скворцов обнаруживалось немало. К примеру, озадачивали все более поздние, по сравнению с 80-ми годами, сроки их прилета. И это на фоне глобального, как утверждают некоторые ученые, потепления климата. Не сказался ли горький опыт весны 1984-го? Тогда прилетевшие в конце марта скворцы столкнулись с жестоким похолоданием в первой половине апреля, многие из них погибли. В тот и три последующих года скворцы не гнездились на балконе, и вообще их редко кто наблюдал.

Но, как говорится, свято место пусто не бывает, а скворечни Геннадия Дмитриевича отличались добротностью и к тому же с готовым «фундаментом» для гнезд – заранее припасенным сеном. Домики дружно заняли стрижи. Колония их заметно увеличилась, а прилетать они стали, в противоположность скворцам, на неделю раньше обычного. Стоит отметить, что стрижи и раньше занимали скворечни, но только после вылета скворчат. Теперь же они стали полновластными хозяевами балкона.

Подосадовав, смирился с таким положением и его главный хозяин. Знал бы он тогда, что его досада окажется более чем напрасной! С годами симпатии к скворцам и стрижам не только уравнялись, но и пережили настоящее драматическое испытание, когда между птицами разыгралась межвидовая схватка – за домики на балконе.

Первая стрижино-скворчиная война вспыхнула здесь спустя три года после коварной весны 1984-го. В середине апреля услышал Геннадий Дмитриевич долгожданную песню скворцов. Их парочка после тщательного обследования наличного жилья заняла «люкс» – самый крепкий домик за перилами балкона да еще с освещением (от батарейки). Когда-то здесь уже проживали их собратья.

Вначале все шло как надо: гнездо, кладка, шесть только что вылупившихся скворчат. И тут черными молниями зачертили небо стрижи, вернувшиеся неожиданно рано. А «гром» грянул пару дней спустя, под вечер, когда прямо на глазах Геннадия Дмитриевича в «люкс» занырнул стриж. В домике началась возня. Пришлось вмешаться. Геннадий Дмитриевич достал через дверцу стрижа и пересадил в одну из пустующих скворечен. Напрасно: на следующий день истошные крики скворца заставили Геннадия Дмитриевича поспешить на балкон. К его изумлению, хозяин выводка трепыхался у летка одним крылом, в то время как второе кто-то крепко держал изнутри. Конечно, это был стриж, в пылу схватки вцепившийся в крыло скворца коготками ножек-коротышек. Их силу и остроту Геннадий Дмитриевич почувствовал и на себе, когда разнимал противников. Снова отсадив стрижа в пустой скворечник, он решил отступиться: пусть разбираются сами. В конце концов, обе птицы правы: стриж жил в «люксе» в прошлом году, а скворец в новом сезоне занял его первым.

На следующее утро к «люксу» прилетели с кормом оба скворца, заглядывали с крыши в леток, но внутрь почему-то не залетали. А внутри… шесть скворчиных трупиков и одно надколотое яйцо.

На другой год – с разницей всего в один день! – драма повторилась. Очевидно, это были прошлогодние противники. Снова победил стриж. Он сидел в чужом летке, а пять слепых скворчат оттащены в угол. Лишь один из них подавал слабые признаки жизни. В клюве торчала сухая травинка…

Скворцы, как пишут, живут лет по десять. Информация об их трагичных гнездованиях каким-то образом, очевидно, передавалась соплеменникам. И снова, как после весны 1984-го, несколько лет скворцы не делали попыток поселиться ни в одной из пяти скворечен.

Второе их пришествие на балкон состоялось в холодную весну 2001-го. Скворцы ее предугадали и прилетели только 20 апреля. С радостью и понятной тревогой слушал Геннадий Дмитриевич их радостные излияния любви и восторга. Долгий путь на родину позади. У них есть домик, гнездо и будут дети!

А весна брала свое. 9 мая – на неделю раньше обычного – распустились клейкие и пахучие листочки тополей… Но не все так благостно в природе. 11 мая небо прочертили первые ватажки стрижей. В их повизгивании тоже угадывалась радость, но только не для скворцов. Надежды Геннадия Дмитриевича на то, что в этот раз все обойдется миром, не оправдались. Уже через день, поутру, услышал он крики на балконе. В занятом скворцами «люксе» снова дрались. Снова пришлось взять стрижа, скорее всего прошлогоднего хозяина домика, и отсадить в пустующий. Стриж вылетел оттуда немедля, а следом улетели оба скворца. Впрочем, один быстро вернулся к выводку, а второй где-то отсутствовал около получаса. И вот прилетел, да не один – с подмогой! Хозяин занял оборону в домике, а трое-четверо собратьев, очевидно холостых, стали целенаправленно летать вокруг, пересекая маршруты летящих к балкону стрижей. На глазах Геннадия Дмитриевича разыгралась вторая война между стрижами и скворцами, причем более масштабная и почти на равных – в воздухе. «Демонстрация скворчиной силы длилась до вечера, – записал он в своем дневнике, – а я недоумевал: как скворец объяснился со своими молодыми сородичами, призывая их на помощь? Голосом? Жестами?»

Атаки на хозяина «люкса» продолжились и на второй день. «В конце концов, – засвидетельствовал в своих птичьих хрониках Геннадий Дмитриевич, – стрижи оставили скворцов в покое и взялись заселять четыре пустующих домика. Неотложных дел у всех хватало! А для нас с Ниной Николаевной наступил настоящий праздник: наши старые друзья скворцы с боем отстояли свое место на балконе, и здесь наконец-то воцарился если не мир, то перемирие».

Чтобы окончательно примирить конкурентов на жилье, к следующему сезону Геннадий Дмитриевич смастерил еще один скворечник – из посылочного ящика. Расчет был на то, что его первыми займут скворцы, а посему прилетающие позже стрижи не будут иметь на него никаких прав.

И что же? Скворцы действительно заняли неказистый на вид, зато ничейный домик и к прилету длиннокрылых конкурентов уже кормили птенцов. А стрижи? Увы, сначала они заняли все пять пустых скворечен, включая «люкс», в котором прошлым летом не выводили потомства, а затем безо всяких на то оснований вторглись в чужой скворчиный дом. Они признавали только право силы.

Пришлось применять таковую и Геннадию Дмитриевичу. Заняв с утра исходную боевую позицию за компьютерным столиком у двери балкона, он, заслышав крики, выскакивал на помощь скворчихе: стучал по стенкам домика. Когда это не помогало, брал агрессора «за шиворот».

Снова прилетала на помощь осаждаемым и тройка молодых соплеменников, а возможно, и их взрослых детей. «Второй раз, – записал в своем дневнике Геннадий Дмитриевич, – скворцы одержали победу над стрижами с моей и своих собратьев помощью. В этот раз я был полностью на их стороне, ведь в новом домике они были первыми новоселами. Должна же быть на свете справедливость!»

Восторжествовала она и на третий год, когда скворцов трижды в течение суток атаковал особенно настырный стриж. Последнюю драку Геннадий Дмитриевич пресекал уже в темноте, выбежав на истошный крик и визг. Раздавался он откуда-то с пола. Присмотревшись, обнаружил там копошащийся комок – сцепившихся намертво стрижа и скворца. Разнимая их, Геннадий Дмитриевич получил от стрижа и свою долю глубоких царапин. Но он досадовал о другом: не был наготове фотоаппарат. Его «балконная» фототека, насчитывающая сотни кадров, пополнилась бы редкими моментами схватки, которая обычно происходит в домике, где съемка затруднена. Зато после этой и других схваток можно было засвидетельствовать первую победу скворцов над стрижами, одержанную без помощи собратьев. На следующий год, однако, стрижи взяли реванш коварным, с нашей точки зрения, образом. Найдя изъяны в обороне скворца и его помощников, один из стрижей проник в домик, согнал с гнезда скворчиху и надколол яйца. А это для кладки гибельно.

«И все же, – пишет в заключение своих записей Геннадий Дмитриевич, – я остался доволен гостями на своем балконе и попытками, пусть не всегда удачными, погасить их вынужденную взаимную вражду. Мне удалось, хотя бы частично, познать законы их поведения, убедиться, к примеру, что посредством языка либо иным путем скворцы призывают на помощь соплеменников, находящихся вдалеке от их гнезда. Без посторонней помощи они, как правило, уступают стрижам. Остались и вопросы, неясности, загадки. Жизнь птиц нам изучать и изучать…»

В свою очередь, остался доволен и я, побывав в гостях у Геннадия Дмитриевича Серова. Его многолетние тщательные наблюдения за поведением пернатых – настоящий подвиг орнитолога-любителя. Без сомнения, его работа представляет интерес не только для ученых, но и для всех, кто неравнодушен к жизни «братьев меньших», кто сочувствует им.

Да, мне повезло. Впервые я в непосредственной близости полюбовался стрижами, даже разрешалось их потрогать. А еще насмотрелся редких фотографий стрижей. Одна из них просто уникальная: стриж, вылетающий из летка в ночь. Зачем, куда? Загадка.

Не обошлось и без характерного казуса: в огромной фототеке не нашлось ни одного кадра с самим заведующим птичьим балконом. За неимением такового дадим его словесный автопортрет, увиденный… глазами подопечных: «Подросшие стрижата давно ко мне привыкли. Ведь как только птенцы прозрели, кроме родителей они запечатлели и мою физиономию – со странным клювом, глазами, вооруженными стекляшками, и говорившей на непонятном тарабарском наречии».

Добавлю от себя, что на портрет Геннадия Дмитриевича смахивает, как мне показалось, физиономия певца Укупника. «Клюв» нашего героя с прекрасным нюхом на новое, неизведанное, «глаза со стекляшками» – с истинно двойным зрением, опирающемся на знания и богатый опыт. А что касается «наречия», то оно отнюдь не тарабарское, а точное, правдивое и несущее то, что «недоступно» большинству из нас, имеющих балконы.

Юрий ЧЕРНОВ