Памятное лето

Памятное лето

«Квартиру надо выбирать с умом и с толком», – прочитала я недавно в рекламе какого-то агентства по продаже жилья и подумала: «Истина, как мир, стара». Именно таким соображением я и руководствовалась, когда более двадцати лет назад администрация ЦКБ наконец-то решила выполнить свое гарантийное обязательство и предоставить мне трехкомнатную квартиру. Да еще на выбор! Две – в престижной Верхней зоне и одну – в Богом забытом микрорайоне «Щ», о котором ходили легенды, одна страшнее другой. И не без основания.

Низкий культурно-образовательный уровень жителей, пьянство, хулиганство, непримиримая вражда между курсантами военно-политического училища и местной шпаной, доходящая до кровопролитных побоищ, были постоянной головной болью милиции. Но хуже этого было брезгливо-снисходительное отношение Верхней зоны к Нижней. И даже если ты имел «верхнее» образование, но жил в Нижней, на тебе лежала печать «неприкасаемого».

Бывали случаи, когда семьи предпочитали ютиться в тесноте, но отказывались от квартир в «Щ». И вот передо мной дилемма: на всю оставшуюся жизнь поселиться в хрущевской развалюхе, но остаться «белой косточкой» или переехать в новую квартиру улучшенной планировки на ул. Полевой, которая представлена была единственным домом и почему-то сразу под номером 8. Торцом к нему так же одиноко стояла девятиэтажка на Вяземской, 2, за которой толпились старые бараки. А кругом березы, березы, березы... Рай земной!

Выбор сделала моя 14-летняя дочь Наташка. «Нам жить не в «зоне», а в удобной квартире!» – безапелляционно заявила она. Молодой водитель, перевозивший вещи, узнав, что ехать в «Щ», присвистнул как-то странно, смерил меня («молодую-красивую») оценивающим взглядом и язвительно-насмешливо промолвил: «В Чербузы-то вроде рановато?» Я не раз слышала эту расхожую в Академгородке фразу, в которой подразумевалось кладбище. «При чем тут Чербузы?» – намеревалась спросить я, но машину сильно тряхнуло на выбоине дороги, и вопрос забылся.

Квартира нас радовала всем. «Какая прелесть!» – восклицали мы с восторгом в течение месяца, не веря своему счастью. С транспортом, правда, были большие проблемы да грязи многовато, но, как оказалось, это были только цветочки. Ягодки ждали впереди.

Первая обнаружилась, когда ранним солнечным утром, радуясь молодой травке, я шла через березовый лесок на конечную остановку автобуса у Института прикладной физики и вдруг обратила внимание, что едва заметная тропинка петляет между какими-то холмиками. Стало не по себе, в душу закралась тревога. Дробью рассыпался стук дятла прямо у меня над головой. От неожиданности я вздрогнула, что-то оборвалось внутри, я оглянулась по сторонам и вдруг в нескольких шагах увидела красную пирамидку с венчавшей ее потускневшей от времени звездой и завалившуюся ограду. Фамилию погребенного за давностью лет не помню, но вот дата захоронения (1957 год!) врезалась в память. И тут до меня дошел смысл слов водителя. «Это же кладбище!» – с ужасом осознала я, а в душу полезли навязчивые мысли о неприкаянных душах. Я – врач, человек не робкого десятка, но, когда по ночам потрескивала рассохшаяся мебель, было немного жутковато, все мерещились привидения.

Однако человек – существо удивительное. Ко всему привыкает быстро, и к хорошему, и к плохому. И вот еще через месяц мы уже спокойно прогуливались по окрестностям среди зарослей черемухи, полуразвалившихся сараюшек, запущенных огородов и целых плантаций одичавшего хрена. На одном из покосившихся столбов, наверное от ворот, была прибита табличка с надписью «Безымянный тупик». И это все, что осталось от деревушки Чербузы. Где сейчас жители этого тупика? Все лето мы ходили мимо разрытых могил (останки, видимо, перезахоронили), но это уже не шокировало.

Вторую ягодку мы проглотили, когда начались проливные дожди. Ливни в то памятное лето 1982-го шли небывалые. Будто разверзлись небеса, и целый океан готов был пролиться на наши грешные головы. Бурные потоки неслись по улицам, сбивая с ног пешеходов, машины захлебывались и останавливались. В один из таких дней я выскочила из автобуса и, чтобы не упасть в грязный поток, шагнула на газон во дворе дома N°34 по ул. Иванова. Ноги мои сразу же по колено провалились в глину, из которой я едва выбралась, как из трясины, навсегда оставив там свои любимые туфли.

Но главный сюрприз меня ожидал дома. Едва переступив порог, я снова оказалась по щиколотку в воде. На дворе уже сияло солнце, а в квартире шел проливной дождь. Вода стекала по стенам, ручьем лилась с люстр. Отклеившиеся обои обиженно свисали целыми полотнищами. Не успев опомниться от потрясения, я плюхнулась со всего размаха, поскользнувшись на пропитанном водой вожделенном китайском ковре, и разревелась от беспомощности человека перед стихией. А когда обрела способность мыслить здраво, «поблагодарила» от души строителей дома за плохо заделанные стыки между панелями.

К тому времени созрела и третья ягодка. Однажды дом вдруг стал содрогаться, как при землетрясении. Выскочив на балкон, я обнаружила неподалеку котлован, а в нем пневматический молот, ритмически ударяющий по сваям. Так началась застройка ул. Демакова. Дома росли, как грибы. К грохоту мы постепенно привыкли и уже радовались каждому новому дому. Вот и наш «оброс» соседями, исчезли огороды, сараюшки и заросли черемухи. И только неистребимо живучий хрен на газонах ул. Полевой и Демакова до сих пор напоминает о том, что здесь когда-то была деревня.

Кто бы мог подумать тогда, что этот всех пугающий микрорайон станет престижным местом с обустроенными дворами, хорошей освещенностью улиц и такой инфраструктурой, о которой, наверное, только мечтает Верхняя зона. А молодые таксисты, ожидающие пассажиров круглые сутки почти на каждом углу Демаковки, когда сигналят зазевавшемуся пешеходу и кричат с негодованием: «Ты что, в Чербузы захотел?!» – очевидно, и не догадываются, что сами-то они где сейчас?

Теперь мы живем на Демакова, и мне кажется, что лучше и красивее улицы нет во всем Академгородке.

Нина ЛОГВИНЕНКО.