Михаил Тарковский: «Сейчас читают то, что поближе»

В прошлом году в нашем городе у Михаила Тарковского вышел трехтомник повестей и рассказов: «Енисей, отпусти»,  «Тойота-креста» и «Замороженное время». Совсем недавно писатель стал лауреатом Всероссийской литературной премии «Ясная поляна». Житель деревни на севере Красноярского края, охотник-промысловик, поэт и прозаик Тарковский не очень часто бывает в столице Сибири. Творческая встреча с писателем прошла в НГУ, а после наш корреспондент смог задать и свои вопросы – о жизни, политике, секретах мастерства, знаменитой родне…

– Михаил Александрович, в Новосибирске вы оказались как участник литературного фестиваля. Какие ассоциации возникают у вас в связи с его названием – «Белое пятно»?

– Сплошные белые пятна – это Россия для нашего правительства, сидящего в Москве. А ведь можно же послушать людей на местах, попытаться понять их. Учредить Министерство по русской провинции…

– Оно уже есть, называется Минрегионразвития…

– Так оно должно работать на износ в авральном режиме! А еще надо срочно создать Комитет спасения русского языка, без него уже невозможно. Я готов поучаствовать в его работе. К примеру, очень важно определить, как нам обращаться друг к другу – может, подойдут слова сударь, сударыня. У меня есть соображения по этому поводу. В общем, работы по упорядочению норм русского языка – поле непаханое, и не только у писателей.

– Уточните, какова роль писателя в современном обществе?

– Этот вопрос слышу всю жизнь. Смотрите – есть Гоголь, Толстой, Достоевский, Лесков, Чехов, Распутин, Астафьев… Русская литература всегда, а особенно в конце XIX века, была остросоциальной, потому что в обществе назревала масса проблем, и некогда было наслаждаться загадочностью жизни.

Каждый писатель проходит свой путь. Вначале он просто пишет, учится, а когда понимает, какая сила у него в руках, решает, куда направить ее. В реальности изменить что-либо в историческом процессе одной книгой очень сложно. Хотя такие примеры известны. Думаю, прочитанное бойцам на передовой стихотворение может многое сделать. Единственное, что я могу своими повестями – так это поддержать людей, чтобы они испытали очищение и единение, почувствовали в авторе единомышленника. Еще могу как-то переоткрыть сибирскую и дальневосточную территорию, чтобы люди посмотрели на жизнь в тех краях не привычным притертым взглядом и сказали: «Как же она прекрасна, наша земля! Вот ведь, оказывается, за что мы ее любим, ведь чувствовали сердцем, а теперь и слова подоспели».

– Сформулирую вопрос по-другому. Как оцениваете состояние современной отечественной прозы?

– Вот если бы я был критиком и читал множество авторов… А я в основном читаю книги-помощники, писателей, кто мощнее, добрее, пронзительнее меня – чтобы зарядиться силой и светом. Это без обид моим коллегам-современникам: зачем перелопачивать груды «толстых журналов», если можно открыть Жития cвятых… Нет-нет, у нас полно хороших писателей! Проблема в другом. Их мало знают – потому что читаем мы то, что поближе…

– Захар Прилепин считает, что вы войдете в учебники по литературе. Это конечная цель писателя?

– У писателя не может быть конечной цели. Для меня самое главное – написать, вытащить, если можно так выразиться, произведение из небытия. Ну и читательская благодарность – это то, что тебя двигает. А писателя, набравшего ход, уже не остановить размышлениями «о целях и задачах» – куда интереснее проснуться и сесть писать, писать, писать…

Что скрывать, тщеславные мысли бывают у любого. Начинающему автору они могут серьезно помочь сделать выбор и отсечь лишнее. А когда ты уже состоялся, все это смешным кажется – ведь столько горького в жизни.

– У Бориса Слуцкого есть такие строчки: «Расспросите меня про Сталина – я его современником был!» А чьим современником вы себя считаете?

– Новый для меня вопрос. Астафьева могу назвать. Илью Афанасьевича Плотникова, своего односельчанина, ветерана войны, трудового и смиренного человека – похоронили его недавно. Кто еще? Буду думать.

– Большой след в культуре оставили ваши родные. Что  испытываете при просмотре фильмов Андрея Тарковского и при чтении стихов Арсения Тарковского?

– Смотрю кино своего дяди – и погружаюсь в ни с чем не сравнимый душевный транс, душа размягчается. Особенно, когда вижу свою бабушку, с которой прожил большую часть детства. Две моих бабушки (одна крестьянского, другая дворянского происхождения) так и не подружились, не нашли общего языка, и этот разлад прошел и по мне.

Стихи Арсения Тарковского поражают своей грустью, какой-то особой горечью. Конечно, для меня они значат гораздо больше, чем для всех остальных. Возможно, причиной этому снова бабушка, которая рассталась с дедом очень давно и всю жизнь переживала эту разлуку. На моих глазах.

– Еще вопрос о родственных связях. Если краткость – таланту сестра, то мировоззрение – ему отец и мать?

– Пожалуй, что так. Но талант еще – это и любовь к языку, понимание законов созидания. Мне всегда казалось, что написание рассказа или стихотворения сродни рубке избушки, так же все должно быть крепко и ладно.

– Существует ли кодекс чести писателя? Не могли бы  сформулировать главные пункты?

– Чем дальше в лес, тем серьезней вопросы. Кодекс чести русского писателя уже составил Владимир Бондаренко, поищите его книги. Главные пункты, главные пункты… Наверное, не бояться безвестности, безденежья, гонений. Помогать людям в благих делах, пусть даже и отнимая время от своей писанины. Не заигрывать с врагами Отечества. Не понтоваться – я, мол, писатель, ваша совесть и вообще белая кость. Наверное, еще много чего войдет в этот кодекс, буду теперь составлять его. Но главное не составить, а следовать. Так что я еще над ним подумаю.

– Каково мироощущение писателя в «замороженное время»? Когда, судя по вашему эпитету, время можно  воспринимать как товар…

– Никакого специального, а тем более социального смысла в это словосочетание я не вкладывал, просто получилось таким название у рассказа. Из ощущения зимней тайги, когда морозы долго стоят, и кажется, что все застывает в стерильном оцепенении. Будто бы законсервированы и следы лыж, и выкинутая неделю назад заварка… Филолог Наталья Беляева в своей кандидатской диссертации о моих повестях-рассказах создала целую концепцию «замороженного времени». О рассказе с одноименным названием она пишет: «Замедляющийся ритм позволяет передать постепенное изменение состояния главного героя, обретающего покой… А вот для Валентины вечность – это любовь… Время замирает, когда человек счастлив».

– Последний вопрос – о писательском счастье. Вы пишете сильно, но вашим тиражам далеко до акунинских…Что скажете?

– Сам я не делаю специально каких-нибудь телодвижений для саморекламы. Наоборот, когда пытался опередить события, – ничего не выходило. Все правильно, наивно мало уметь и требовать большого уважения. Автор должен дозреть.

И потом, литература ведь не ограничена в пространстве, в подвалы ее не загонишь. И настоящая литература все равно найдет своего читателя. Надо верить в людей, у всех есть сердце. Писатель должен быть терпеливым.

Юрий ТАТАРЕНКО

Фото Александра Паниотова