«Я смотритель воды!»

Варвара Ильинична ЗАБОРЦЕВА родилась 21 апреля 1999 года в Архангельской области. Пишет стихи и прозу, которые публиковались в «Новом мире», «Звезде», «Юности», «Дружбе народов», «Бельских просторах» и других журналах. Окончила Академию художеств им. Репина, магистр искусствоведения. Лауреат премии «Лицей», премии журнала «Сибирские огни».

– Согласны с фразой: «Разум ошибается, чувство – никогда»? Как это соотносится с поэзией?

– Смотря что считать ошибкой. Стараюсь перенимать привычку моего мужа-учёного: сначала дать определения, а потом только строить высказывание. А я для себя не решила, что такое ошибка, поэтому трудно ответить. Если это неверный поступок, то кто оценивает? К тому же мне не близка антитеза чувств и разума, не хотела бы усиливать противоборство этих двух начал, которое и так порой утрировано, мне кажется. Я за умное сердце (в его путь верю и в жизни, и в поэзии), единение, в котором рациональное начало не отрицает чудесное в мире, а чувственное не мешает видеть здравое. А там уже сами житейские рифмы найдутся.

– Что такое «житейские рифмы»?

– Я часто веду занятия с детьми, младшими школьниками. Мы вместе изучаем самый волшебный предмет в мире – белый лист бумаги. На нём столько всего может поместиться, виданного и невиданного. Вместе мы учимся заселять бумагу житейскими рифмами. Точнее, ребята ещё не знают этого выражения, просто пробуют совмещать разрозненное на одном белом листе. Рисуют, например, одну и ту же историю, одного героя, одну картинку – обязательно по-разному. Что-то берут, что-то нет. Выбирают свои предметы, их размер, цвет. Иначе говоря, выбирают, что и как они будут рифмовать карандашами. А рифмы берут из жизни – просто потому, что пока они видели больше, чем читали или впитывали из живописи. Житейские рифмы – то, что жило само по себе, но встретилось, или что-то помогло этой встрече случиться. Художник – который увидел похожесть реки и девичьей косы, и теперь на листе бумаги они вьются вместе. Погода – которая помогла облакам и льдинам встретиться на реке во время ледохода, и уже белые облака плывут вперемешку с льдинами. Это же всё нужно подметить! Вот мы и играем – найди житейские рифмы. И пробуем воплощать. И ни разу не повторялись наши листы.

– Ваша дебютная подборка стихов в «Урале» называлась «Набело хочется жить». А получается ли?

– Да, тогда мне и правда казалось, что можно выстроить белую жизнь. Думала, главное – ступать медленно, как по насту, и не провалишься. Но тогда я мало ходила по насту. Только слышала, как проваливались другие. А самой просто везло или полегче была, маленькая. А вот когда своими ногами по замёрзшей реке – вот тебе и пожалуйста! Приходится думать и ногами, и сердцем. И оглянешься – тропка-то хоть и цельная, но с оступками. А в искусстве, кстати, эти оступки порой – самое интересное. Из них частенько что-то вырастает.

Ещё… я усердно искала набело прожитую жизнь, хоть одну – ориентиром. Не нашла. Мало искала, конечно. Но, может, важнее само устремление – жить набело. От самого устремления я и сейчас не готова отказаться.

– Где вам проще жить и творить – в Петербурге или в родном посёлке Пинега в Архангельской области?

– В любом случае приходится беречь свой творческий мирок – независимо от того, какой мир внешний. И жить с этим маленьким миром во всём мире, куда бы ни занесло. А пишется теперь повсюду: и в питерской коммуналке, и в дороге. В дороге даже особенно хорошо! Лица, картинки, голоса – и они требуют какой-то предельной внимательности, даже скорее внимательной отзывчивости. Проглядел – и всё, не повторится. А ещё писатель Илья Кочергин подсказал, что всегда можно уехать во внутреннюю Пинегу. У меня очень прочная связь с моей рекой, это правда, но важно, чтобы эта связь не стала верёвкой на горле. Даже не в житейском плане, а как раз в творческом.

–  Вы и поэт, и искусствовед. В этом сочетании нет противоречия?

– Это что-то очень интересное! Азартное, любопытное. Это звучит так, как мне бы хотелось пожить. Искусствовед – тот, кто стремится ведать в прекрасном. Если вслушаться в само слово, получается примерно так. А чем глубже узнаёшь, тем больше понимаешь и чувствуешь ценность того, с чем соприкасаешься. Отсюда рождается естественное желание сберечь это. И тут помогает художественный образ – он порой надёжнее музея, честно говоря. Да и не всё можно поместить в музее. Всё больше верю в хранительную силу слова: то, что выписано, обретает особый оберег, жизнь отражённую. Вот я и отражаю, сберегаю словом то, во что удалось всмотреться и вслушаться. Без навыков и знаний, которые дала Академия художеств, было бы труднее идти по этому пути.

– Не найдя гармонии в мире внешнем, можно создать свою, правильно? И тогда творчество становится созданием своей реальности, то есть уходом от действительности. А что не так в окружающей вас жизни?

– Пробую соседствовать с действительностью. Не уходить от неё, но и не встраиваться. Попытки ухода были, но в них почти запуталась, что же мне дорого на самом деле, не надуманно, а по-честному, насколько это возможно. И я решила учиться добрососедству. Возделываю свой сад, строю свой дом – в душе в первую очередь, а там и стихи с прозой прорастают на этой же почве, из того, что нажито и как. Наверное, для меня первично не создать свой мир, а научиться ответственности за своё поле и своё слово. И это вовсе не принцип «моя хата с краю»! Многие дела «соседа» (жизни большой, идущей своим чередом) становятся моими, и я не могу остаться в стороне. Но при этом не пытаюсь вникнуть во все дела «соседа» – некоторые (с этим я примирилась) мне просто не по силам. Лучше буду заниматься тем, что требует именно моего участия. Да, наверное, добрососедство – это про ответственность за своё и разумное беспокойство о соседе, какими бы ни были разногласия.

– Есть ли для вас запретное в искусстве?

– Мне кажется, в искусстве возможно и можно всё, только нужно за это ответить. За приём – чтобы он не остался просто приёмом ради самого приёма. За тему, подход к ней, цитирования, подражания или отрицание ориентиров. В общем, за ограничения или, наоборот, широту.

– А как не заблудиться там, где «можно всё»?

– Наверное, надо не отрываться от жизни. Она большая, от земли до неба, всем творцам должно хватить места. Даже космические корабли – на них всё равно летят люди. И везут они с собой земные горести и радости, как бы ни хотелось оторваться.

В искусство без материи, наверное, верю слабо. А вот в освоение пространств очень даже! Освоение через искусство. Как я запомнила за Алексеем Давыдовичем Алёхиным, одна из задач поэта – сделать поэзией то, что раньше поэзией не являлось. Я бы продолжила: наполнить поэзией то, что не было наполнено ею раньше.

– Если бы у вас был восьмой день недели, на что бы его тратили?

– На созерцание. Это всё Академия, она приучила меня смотреть на что-нибудь прекрасное. Было бы хорошо провести весь день у воды, ничего прекраснее я пока не видела. Люблю воду, которая движется, то есть реки. Видела разные моря и поняла, что мне не очень нравятся волны. Мой дядя – рыбак со стажем. И дедушка был рыбаком. А я – смотритель воды!

Юрий ТАТАРЕНКО

Фото из личного архива В. Заборцевой