Дорога таракая

Алтайский бродячий художник Николай Чепоков стал притчей во языцех. Человек без паспорта и жилья, воспитанный в детском доме и окончивший школу-интернат, рисовал свои удивительные картинки для собственного удовольствия. Холодными ночами он растапливал ими костер, а на следующий день рисовал другие. Так продолжалось до тех пор, пока люди не увидели его произведения. Сначала рисунки Николая охотно меняли на еду, а потом и покупатели нашлись. С каждым годом работы человека-легенды росли в цене. Его выставки прошли сначала в России, потом – в Швейцарии, Австрии, Китае.

Своим учителем Чепоков считает известного алтайского художника Сергея Дыкова, который пару месяцев вел изостудию в детдоме. Дыков отучил его копировать Шишкина, от которого Николай был без ума, и посоветовал искать собственный стиль. Позже, уже в 2000 году, по его рекомендации у Чепокова состоялась персональная выставка в Москве. Новосибирский Академгородок для Николая начался с выставки в библиотеке НГУ, где за его работами выстроилась целая очередь покупателей. Научный центр в лесу стал для него тихой гаванью, где атмосфера почти не отличалась от привычной алтайской. Поэтому он всегда сопровождает здесь свои выставки, а в другие города работы путешествуют без него.

«Картинки», как их зовет автор, Николай не хранит, поэтому каждый раз для выставки приходится брать работы у владельцев – галерей, музеев и частных покупателей, которые в свое время спасли рисунки художника от него самого. История уже знает такие случаи – так спасали от поэта произведения Велимира Хлебникова, который набивал подушки бумагой, исписанной своими стихами. Он мог писать их так много, что для него написанное не представляло особой ценности. По плодотворности Чепоков не уступает этому поэту. Пока его работы украшают стены выставочного зала Дома ученых, сам Коля сидит в комнате наверху и рисует все новые и новые сюжеты. Черные линии его пера медленно извиваются на белом листе, как ручей или дорога.

Графика Чепокова – сказочно-природная, с плавными изгибами и массой очень мелких и изящных деталей. Некоторые тщательно прорисованные черной тушью сюжеты на белом фоне выглядят как вид с вершины горы на зимний деревенский праздник. Крупные фигуры главных героев – женщин, мужчин, подземных существ и небесных духов – перетекают в холмы, реки, горы и долины. Подобные картинки дети любят рисовать на уроках, чтобы чем-то занять беспокойные руки, и главное правило такого творчества – никаких правил. Автор до последнего момента сам не знает, куда повернет линия и что сейчас появится на рисунке: рога козы, клюв вороны, голова лошади или женская рука. Он увлеченно и сосредоточенно двигает кистью и одновременно отстраненно наблюдает за своим игрушечным мирозданием. На любимый вопрос журналистов о том, откуда Николай черпает вдохновение, он неизменно отвечает, что главный стимул любого творчества – голод. Кушать хочется всем и часто, и тут уж каждый сам решает, какое свое умение быстрее всего превратить в источник прокорма. Корреспонденты смущенно улыбаются, ожидая дальнейшего рассказа о том, как многолетние странствия по Алтаю влияют на художника. Но Чепоков не терпит пафоса и старается объяснять все как можно проще.

Впрочем, для удовлетворения ожиданий ценителей его искусства иногда не грех и приврать, а точнее – слегка пофантазировать. Например, когда новосибирские кинодокументалисты приехали снимать короткометражный фильм о Николае, ему пришлось рисовать на берегу Катуни и под живописной горой, хотя в жизни он никогда этого не делал, предпочитая теплые кухни друзей или теплотрассы. Но назвали груздем – пришлось мастерить кузов. Чтобы не зваться бичом или бомжом, Николай придумал себе более благородное прозвище «таракай» – нищий странник, рассказывающий сказки и истории.

Странствующим творцам часто приписывают знание истории и мифологии, поэтому Николай, не желая разочаровывать зрителя, придумывает к картинкам подписи, похожие на отрывки из древних мифов и легенд. Иногда – в стихах, иногда – в прозе, но всегда с грамматическими ошибками, которые художник объясняет своей патологической неграмотностью. Поклонники смеются, но не верят: «Николай нарочно так делает, для особого дремучего колорита». А Коля тоже улыбается в длинную бороду:

– Никакой я не хитрый, у меня правда по русскому двойка была на вступительном экзамене в художественное училище. За это и не взяли. А я нарочно стал не просто рисовать, а еще и писать сказки к рисункам и даже издавать книги. Правда, в них редакторы исправляют все ошибки, за что я весьма признателен.

– Почему с таким талантом вас не приняли в художественное училище? Ведь русский язык для художника не самый главный предмет.

– Мне было уже 20 с лишним лет, когда я пытался туда поступать. У меня уже сложилось свое видение, свой стиль, а там были нужны выпускники школы, которых не нужно ломать, а можно воспитывать правильным умениям и законам изобразительного искусства с нуля. Тогда я был сильно огорчен, но сейчас уже не жалею. Многие художники мне так открыто и говорят, что никакой самобытности от меня бы не оставили, и надо радоваться, что не взяли.

– Среди ваших работ есть и карандаш, и тушь, и акварель. Где научились разным техникам?

– Я рисую тем, что у меня есть. Сначала был только карандаш, потом появилась тушь – стал пробовать рисовать ею, а когда мне подарили альбом и краски, появились и цветные работы.

– Как вышло, что остались без паспорта?

– Да просто выкинул его и жил так почти 15 лет. Решил такой эксперимент поставить, проверить, нужен он на самом деле или нет. Оказалось, что нет. Один раз, правда, меня милиция забрала и посадила в камеру дней на 10. Но, признаться, это были такие голодные и холодные времена, что я был только рад – наконец-то у меня появилось теплое помещение и бесплатная еда.

– Вы помните, как впервые продали свою картину?

– Да, я как-то забежал в гости на Телецком озере к одному художнику – известному резчику по дереву по фамилии Пилипчук. Слово за слово, показал ему свои картинки. Он заинтересовался и спросил, не продаю ли я их. Такой возможности я тогда даже не рассматривал, но отказываться, само собой, не стал. Тем более тогда на Телецком какой-то праздник был – москвичи всякие понаехали, туристы. Я нарисовал несколько картинок – их сразу же раскупили.

– Картины были единственным источником пропитания?

– Конечно, нет. Я просто рисовал карандашом в свободное время, если находил бумагу – подбирал на рынке в Горно-Алтайске белые картонки от рубашек. Чистые листы берег, а уже изрисованные сжигал. Летом собирал по лесу на продажу травы – папоротник и черемшу, а потом в совхозе разную ягоду, облепиху в основном. Зимой занимался браконьерством – землянку себе тайную сварганил в горах, зверя бил на мех, но об этом сейчас уже стыдно вспоминать.

– Зарубежные выставки поправили финансовое положение?

– Признаться, я ничего с них не получил. Так уж вышло, что новосибирский организатор, в галерее у которого выставлялись мои работы, предложил потратить заработанные средства на эти иностранные выставки, а уже потом поделить гонорары. Но в результате все 37 работ исчезли, а денег так и не появилось. Впрочем, я совсем на него не в обиде, ведь эти выставки стали мне бесплатной рекламой, да и найти в те годы меня было непросто – ни телефона, ни постоянного места жительства.

– А сейчас где живете?

– Там же, где работаю сторожем в Горно-Алтайске. Но у меня есть одна поклонница – пожилая и очень образованная женщина с отличным чувством юмора. Она почему-то считает меня гениальным художником, и временами я живу у нее на квартире. Дела мои постепенно идут в гору, и надеюсь, что уже в следующем году построю себе домик в Аскате, где местные художники добились от руководства района, чтобы мне выделили 4 сотки земли. Буду там сидеть уютно, что-нибудь хорошее рисовать, печку топить и угощать гостей подгоревшей картошкой – она всегда у меня подгорает, пока работаю.

Мария ШКОЛЬНИК

Фото автора