Обидно, когда уходят дети...

3 февраля умер Тёма Кудряшов – мальчик, которого благотворительный фонд «Защити жизнь» опекал пять лет. Артёму было всего семь. «Навигатор» помогал собирать средства на его лечение. Этот материал написала одна из волонтёров фонда. Посвящается он Тёме и другим детям – ушедшим и тем, кому ещё можно помочь.

Пять лет назад я в первый раз приехала в детскую гематологию как волонтёр фонда «Защити жизнь». Накануне вообще не понимала, куда еду и что там увижу, у меня был очень приблизительный план действий: сделаем для детей фотографический мастер-класс, чтобы они поучаствовали потом в выставке «Мир моими глазами». Решила, что прорвёмся.

По-моему, эту поездку я прожила, не приходя в сознание: со мной была президент фонда Женя Голоядова, фотограф Аня Маслова, мои друзья Даша Жданова и Таня Дружинина. Мы завалились в актовый зал краснообской больницы, потом откуда-то взялись дети, а дальше как в тумане: мы бегали по больничке с «мыльницами», фотографировали что ни попадя, смеялись и разговаривали, ставили кадры, в которые ловили куклу Барби с русалочьим хвостом, геркулесовую кашу, вон тот фикус у окна и оконный же довольно унылый пейзаж, мам и бабушек, соседей по палате, капельницы, трансформеров – всё-всё, что вокруг.

Детей было не то чтобы очень много, и даже не все были лысенькие. Я особенно подружилась с четырьмя. Кристина очень умничала и острила, Лерка в смешных колготках с жирафиками звонила папе, маленький цыганёнок Руся перепробовал все фотоаппараты и художественно снимал свои коленки и потолок, а Тёма Кудряшов танцевал. Ох, как он танцевал. Наплевать, что из-под майки тянулся к капельнице «хвостик», наплевать, что от химиотерапии тошнит, что волос нет – парень отрывался по полной, почуяв тусовку. Почему-то его все звали Колбасой. Тёма Колбаса! Я так и не выяснила, почему же Колбаса, может быть, теперь самое время.

Первой ушла Лерка. Когда мы познакомились в больнице, у неё уже не было руки, а после её смерти в сети орудовала мошенница, собирая деньги на лечение в Германии для нашей девочки, используя старую фотографию, где Лера ещё с двумя ручками. Её выписали из больницы, когда стало понятно, что «химия» уже не поможет, да и вообще, кажется, ничто не поможет. Детского паллиативного отделения тогда не было, мама Леры как-то справлялась сама...

Потом не стало Кристины. Она уже должна была ехать на трансплантацию костного мозга в Питер или Москву, но вдруг схватила пневмонию. Это совсем-совсем не нужно детям с онкологическими заболеваниями, потому что с иммунитетом у них беда, организм может не вывезти обычную простуду. Так и вышло. Кристина была потрясающая, темпераментная девочка 11 лет, рукодельница от Бога. Последний раз нам не удалось увидеться, хотя мы договаривались сшить сумочку. Я притащила фетр и нитки-иголки, но Кристина была в реанимации и через маму передавала нам оттуда привет. Привет, Кристина, думаю, мы сошьём эту сумочку когда-нибудь попозже...

Руся рос на моих глазах, как будто на ночь его клали в бочку с дрожжами. Потому что дети – всегда дети, даже если тяжело больны: озорны и растут, не хотят есть тушеную капусту или вообще отказываются идти ужинать, если заняты чем-то важным. Вот и Руся отказывался, если мы рисовали стенгазету. Издание называлось «Малиновый паравозик» (да, через «а», так исторически сложилось) и было посвящено жизни в больничке и вне её. Например, однажды мы с детьми, которые вылечились, летали на парапланах, а потом привезли фото с полётов в больницу. Там ребятки страшно радовались за тех, кто побывал в небе, обещали, что будут стойко переносить уколы и тоже полетают. Руслана в ремиссии выписали, его забирал весь табор, а потом, после рецидива, весь табор по очереди лежал с ним в палате. «Что-то ты, брат, скис, – говорила я Русе, когда он, лёжа на ручках у бабушки, вырезал аппликацию в стенгазету. – Нам ещё летать». Руся кивал. По-русски он не очень говорил, но всё понимал. Полетаем, Руся, ты уже ближе к небу, а мы догоним.

Не поймите меня неправильно. Я вспоминаю Русю, Леру, Кристину с болью, но и с большой радостью и любовью. Каждый, кто подвизается к околоонкологической благотворительности, сталкивается со смертью. Да что я говорю – каждый сталкивается со смертью, это часть жизни. Просто обидно, когда уходят дети. Другого слова, кроме «обидно», не могу подобрать. Каждый раз – как в первый: чувствую себя обманутой, что ли, и никак не могу представить себе, что испытывают родители. Мне кажется немножко неправильным специально писать это всё, но и не писать – нечестно. Потому что нам, правда, больно и обидно. Но это не значит, что мы перестанем делать то, что делаем: навещать детей в больнице, проводить там праздники и концерты, искать деньги на лечение. Потому что обида – это детское чувство, а мы взрослые и сознательные. Нас уже под сотню человек, всех, кто волонтёрит и работает в фонде, а уж тех, кто помогает деньгами, и вовсе не сосчитать (но должно быть больше). И это счастье.

Ради Тёмы мы делали летний лагерь, чтобы выздоровевший мальчик мог приехать туда с мамой или даже уже один, почувствовать себя настоящим победителем. И ради Тёмы мы в Новосибирске развивали паллиативную службу, чтобы он, если победить рак не получится, не уходил в мучениях и без помощи тех, кто точно знает: даже если нельзя вылечить, это не значит, что нельзя помочь.

Тёма Колбаса, танцор и шутник, всегда знал, что сказать и сделать. Неунывающий парень и остряк, настоящий красавчик, мамина гордость навсегда. И наша любовь тоже навсегда.

Ради Тёмы и, конечно, ради Леры, Руси, Кристины и всех-всех родных мальчиков и девочек, которые всегда в наших сердцах, мы идём дальше. Очень много надо сделать. Помогите нам, пожалуйста, будьте с нами. И с Тёмкой.

Рита ЛОГИНОВА