О Питере с любовью
О Питере с любовью
Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? Куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?
А. Пушкин
Я неспроста начинаю со слов из сказки, и упоминание о чуде здесь нарочитое. Этим летом я, как Алиса, побывала – нет, не в Стране! – в Городе чудес. Хотя способ путешествия был вовсе не сказочный – быстрый и бесплатный, а наоборот – долгий (трое суток в поезде) и недешевый (недельный экскурсионный тур в Санкт-Петербург).
В составе группы сибиряков я въехала в Питер на рассвете. Свежесть раннего часа, приглушенный утренний свет и пустые улицы – лучших обстоятельств для знакомства с городом нельзя было представить. Хозяева города еще досматривали сны, а мы – его гости – видели сон наяву. В отличие от Москвы с ее широтой размаха и броской ряженостью северная столица поразила величественной красотой, от созерцания которой расширяются глаза и сжимается сердце. Помню, как я прилипла к автобусному окну, боясь что-то пропустить, чего-то не запомнить. Было чувство, что вижу все это в первый и последний раз. И эмоции, почти не выразимые словами.
Эрмитаж (ах!), Марсово поле – памятник Суворову в доспехах бога войны, потрясающий ландшафт (боже мой!). Храм Спаса на Крови, соборы – Исаакиевский, Казанский (дух захватывает – неужели такую красоту мог сотворить человек?), Адмиралтейство, Смольный, Медный Всадник (вот они какие!) – все знакомо с детства, по картинкам учебников. Проезжаем мимо Летнего сада. Из пышной зелени выглядывают белые головки статуй (хочется немедленно попасть в этот Эдем!). Позже, гуляя там в вечерний час, я поняла, что не ошиблась – райский покой и умиротворенность.
А мосты – один диковинней другого! Который с башенками, который со скульптурами лошадей... Да любой фонарь в Питере необыкновенный! И такой приятный звук от собственных каблучков по брусчатке, уходящий как будто внутрь камня и остающийся в нем на память о моем кратком пребывании…
Потом я буду поражена пригородами. Блистательными фонтанами Петергофа, умопомрачительной роскошью Екатерининского дворца в Царском селе, по-европейски холеным парком в Стрельне, портовым Кронштадтом с его брутальной природой, но больше всего Павловском.
Удивительный Петербург! Город, не раз сменивший свое имя и сам изменяющийся в зависимости от погоды и времени суток. И каждый найдет здесь что-то свое – то, что обязательно вспомнится даже через много-много лет.
НАШ ГИД
Знакомство с Ириной Владимировной началось нехорошо. Некрасиво с моей стороны.
Она встретила нас на перроне Московского вокзала, и тут же я начала высказывать претензии по поводу работы турфирмы. Мол, что это такое, нет чтобы сразу разместить нас в гостинице, дать отдохнуть, переодеться. Так нет же – с пяти утра до трех дня будем кататься по городу! Женщина растерянно смотрит на меня, неловко оправдывается. А, собственно, за что? Она только гид, и не ее вина во всех этих неурядицах.
Только когда мы проезжаем по улицам и площадям и волна чудесного настроения перекрывает накопившийся негатив, а влюбленность с первого взгляда в сказочно прекрасный город волнует сердце, я забываю обо всем, кроме того, что обидела человека. Как только подворачивается удобный случай, я извиняюсь перед ней, и теперь мне совсем легко!
На протяжении недели Ирина Владимировна с нами. Она досконально отвечает на все вопросы, не пропускает ни одного встречающегося по пути уголка, чтобы не рассказать о нем. Так мы узнаем то, что не предусмотрено в основной программе, но так интересно увидеть – усадьбу графов Шереметьевых, поблизости дом, где жила Ахматова. Место дуэли Пушкина, а также небольшой желтенький домик, принадлежавший вдовствующей помещице, который с начала лета до поздней осени снимал поэт и наверняка писал там свои гениальные строфы.
Совершая теплоходную экскурсию по рекам и каналам, замечаю на одном из старинных домов вывеску «Вольф и Беранже». Что-то смутно знакомое. Оказывается, эти фамилии носили компаньоны, которые держали знаменитую кондитерскую, поставлявшую сладости даже к императорскому двору. Теперь в том помещении, под той же вывеской литературное кафе. И сразу чувствуешь аромат кофе, шоколада, ванили. И в фантазиях слышится неторопливая беседа или жаркий спор пишущей братии за столиками кафе. Сладости и литературу я люблю одинаково, а здесь они так «вкусно» смешались.
Рассказывает Ирина Владимировна живо и увлекательно, на что способен не каждый экскурсовод. Выговор у нее удивительно мягкий. Она интеллигентна, внимательна, терпелива. Такой я себе и представляла истинную петербурженку.
Громада Исаакия… Собор воздвигнут во славу человеческого гения во всех проявлениях: архитектуре, скульптуре, живописи, инженерном мастерстве. И как ни странно покажется, даже в политике. Под куполом Карл Брюллов, потратив на эту работу пять лет, изобразил выдающихся российских императоров и императриц, а не Саваофа с херувимами. А на чугунном литье ворот искуснейшей работы выступают целые сюжеты (тоже не библейского содержания) – крещение Руси князем Владимиром, принятие православия Александром Невским. Тут же установлен бюст Монферрана – прославленного архитектора собора и Александровской колонны на Дворцовой площади. Туристов здесь множество.
Внутреннее убранство поразительно – облицовка мрамором, смальтовая мозаика, изображающая Спасителя с апостолами, много живописи. Картины Судного дня так искусно выполнены на потолках собора, что, плоские на самом деле, они кажутся куполообразными. Правда, стоя внизу и запрокинув голову, долго на это чудо не поглядишь – ломит шейные позвонки.
Я восхищена Исаакием, но на богослужения, которые проводятся здесь по особым дням, будь я религиозна, не пошла бы – он все-таки воспринимается как музей.
Владимирский собор, на мой взгляд, более подходящее место для верующего человека. Собор тоже красив, но относительно скромен. Как-то, гуляя после экскурсии по городу, мы с соседкой по гостиничному номеру Любой заглянули туда. У ворот несколько нищих просили подаяние, а внутри храма ни одной группы туристов. Люба подвязала волосы платком, я осталась с непокрытой головой. Было неудобно перед прихожанами, и, отойдя в дальний угол и встав у горящих свечей, я оттуда стала рассматривать церковную обстановку. Случайно мой взгляд упал на женщину, сидящую на скамье поодаль от других. Голова в белой кружевной накидке смиренно склонена, веки полуопущены, вся погружена в себя. Это была Ирина Владимировна! Трудно объяснить почему, но я поспешила отойти еще дальше. Хотя в ту минуту она все равно бы меня не заметила.
АНДЕГРАУНД
Погода портится. Дует пронизывающий ветер, заставляя ежиться. Нева становится почти черной, но сохраняет внешнее спокойствие. Так стойкий человек при плохой вести помрачнеет лицом, но не впадает в панику. Я иду по набережной, а в голове вертятся слова из памятной с детства песни: «Дремлет притихший северный город. Низкое небо над головой…»
Сама бы я не додумалась прийти сюда. Да и нелепо выгляжу в розово-голубом костюмчике рядом с людьми в черных «косухах», потягивающими пиво в мрачном подвальном помещении. Вот Люба с «фенечками» на запястьях и потертых джинсах еще как-то вписывается. За ней я и увязалась.
Мы в кочегарке, где работал Виктор Цой. Теперь здесь кафе для «просвещенных», и вечерами звучит рок. Я не фанатка рока (просто люблю хорошую музыку, и среди моих любимых песен найдется с десяток образцов русского хард-рока), и мне особо нечего рассказать о тех местах, куда так стремилась Люба и куда ради интереса сходила и я, – в эту кочегарку, к дому на Рубинштейна,13, в котором ютился когда-то первый питерский рок-клуб, а теперь об этом свидетельствуют только надписи на стенах «Витя, ты с нами!» или строчки из некогда опальных и до сих пор не забытых песен. А потом я побывала в рок-магазине со странным для меня и, наверное, заветным для рокеров ассортиментом. В общем, довольно любопытная получилась экскурсия, как говорится, для общего развития, но в память врезалось вот что.
Идешь ты по какой-нибудь питерской улице, да хоть Рубинштейна: впечатляющая архитектура каменных домов, несколько, думаю, довольно дорогих кафе, кажется, два театра. И ты чувствуешь себя чуть-чуть госпожой, совершающей вечерний променад. Но вот в стене проем, ведущий во двор-колодец – и в другой мир. Вернее, мир тот же, только вывернутый наизнанку. Такие дворики я про себя окрестила «декадентскими». Помню, как в одном из них в ноздри ударил запах гнили и погнал меня вон. В другом встретился запустелый дом с обшарпанной штукатуркой и темными глазницами побитых окон. Но в Питере даже заброшенность имеет свою поэтику, не зря же именно в этих двориках взял свое начало русский рок, в отличие от зарубежного захватывающий не музыкой, а словами.
Наверное, такие вот дома будут реконструированы и жить в них сочтется престижным – центр города, до Невского рукой подать. А сейчас всего несколько шагов отделяют респектабельность от трущоб.
СЧАСТЛИВЫЙ НЕСЧАСТНЫЙ ПАВЕЛ
Ни он – подозрительный, вспыльчивый господин, ни она – рачительная создательница и хранительница своего гнезда, будь они живы, не потерпели бы любопытствующих, пришедших ради праздного интереса в их счастливую обитель. Поэтому входить сюда нужно с уважением, а уходить – с трепетом в сердце. В Павловске, загородной резиденции Павла I и его супруги Марии Федоровны, все обязывает к этому.
Говорят, если вы были в Петербурге и не видели Павловска, значит, вы не были в Петербурге. Может, это и перебор, но нигде больше мне не удалось настолько сильно ощутить ауру присутствия людей, живших два столетия назад. И дом (так мне хочется называть Павловский дворец), и сад явственно выдают их надежды, желания, тревоги.
Дом разделен на две половины: мужскую – Войны и женскую – Мира. Но это говорит не об отдаленности супругов, а подчеркивает два начала, любящих и связанных неразрывно людей. Хотя они были очень разными.
Перед дворцом памятник императору. Высокомерно вскинутая голова, выставленная вперед нога, рука опирается на длинную трость. Во всей его позе ощущается... незащищенность и, пожалуй, стремление к независимости от довлеющих над ним обстоятельств, при которых бы многие из нас «встали в позу». С одной стороны, уйма недругов, с другой – холодное отношение матери. В глубине сада еще одно «говорящее» сооружение – павильон Дружбы, выстроенный по приказу Павла. Там установлена статуя Минервы – аллегория властной Екатерины. Таким образом сын предпринял безответную попытку примириться с родительницей.
О саде нужно сказать отдельно. Есть выражение: хороший макияж тот, которого не видно. Так же не видно и рукотворности изумительного Павловского сада. Несмотря на то, что к нему приложил руку талантливый архитектор, и не один, все здесь дышит первозданной свежестью. И статуя Аполлона, покрытая патиной, и каменный мостик через черную речку с зелеными вкраплениями водорослей. И словно из античности, в тени деревьев появляется мраморное изваяние Марии Федоровны. Прямая осанка, изящный профиль ангельского личика (я заметила, что материнская миловидность в полной мере передалась старшему сыну – будущему Александру I). В платье в стиле ампир она похожа на древнегреческую богиню – олицетворение женственности.
Жена, мать, хозяйка, музыкантша, художница – талантлива во всем. Ее вкусу резиденция во многом обязана своей безупречностью. Путешествуя по Италии, Мария Федоровна выбирала мебель, произведения искусства и материалы для интерьера дворца. В опочивальне стоит кровать под балдахином, похожая на белое облако. Уж не знаю, почему комната называется опочивальней, если хозяева никогда не спали на этом роскошном ложе – подарке Людовика XVI, берегли как образец искусства. На камине тарелочка, расписанная Марией Федоровной, – Богоматерь с младенцем. Она сама родила десятерых детей, и троих отобрала царственная свекровь. Что же ей пришлось пережить! И ком к горлу подступает, когда слышишь рассказ о гибели Павла (сухо изложенный в книгах, раньше он меня никогда не трогал – ну, удушили враги, чтобы не мешал) и о том, как до конца своих дней осталась верна ему супруга.
В одной из комнат дворца висит картина: пышнотелый Амур стреляет из лука. С какого угла ни посмотришь – он непременно целится в тебя. Кто-то вдохновился идеей сделать Амурчика своеобразным павловским сувениром. Тут можно приобрести гобелены и живописные репродукции с его изображением (довольно дорого) и открытки (очень дешево). Но я не покупаю ни того, ни другого. Кудрявый малыш стреляет во все стороны – и повсеместно здесь присутствует любовь. Вот это ощущение я и увожу из Павловска.
Ирина ЛЕВКОВСКАЯ
Комментарии