«Интеграл»: начало начал

«Интеграл»:начало начал

АнатолийБурштейн – личность легендарная. Для кого-то он был просто коллегой, хорошимученым, товарищем; студенты знали его как замечательного лектора, профессорауниверситета. Но все-таки в истории Академгородка он навсегда останется какпрезидент знаменитого клуба «Под интегралом». И хотя последние годы Бурштейнживет в Израиле, связь с Академгородком не утратил. В августе, кстати, онприезжает сюда на международную конференцию, организованную томографическимцентром.

В этом выпуске исторической рубрики мы знакомимчитателя с фрагментом электронных мемуаров Бурштейна, общее название которых –«Одиссея советского еврея».

Оказавшись в 1958 году на постое в подмосковномпоселке Никольское-Архангельское, в снимаемом Академией частном доме,окруженном цветущим садом и тишиной, я даже был немного разочарован. Одной лишьновоизбранной науки, в которую я был отныне всецело погружен, было, увы,недостаточно для ощущения тугого ритма жизни, ставшего для меня привычным.Ничто не изменилось в этом отношении и с переездом нашего института из Москвы вНовосибирск в январе 1961 г. Даже напротив, территориально изолированный отгорода Академгородок, окруженный девственным лесом, был подлинной глушью – нитебе московских театров, музеев, да и просто кафе, где можно было бы скоротатьвремя, свободное от науки, с кем-то встретиться, с кем-то познакомиться.Последнее обстоятельство особенно удручало молодежь, составлявшую большинствонаселения.

Именно она и инициировала совещание, посвященноепроблеме свободного времени в Академгородке. Приглашен был и я. Оставшисьравнодушным ко многим обсуждавшимся проектам заполнения этого времени, я взялслово и сказал: а не лучше ли просто обзавестись хотя бы одним молодежным кафе,наподобие тех, которые появились в это время в Москве? Последниелегитимизировали джаз, долгое время находившийся под запретом, и тем самымснискали себе широкую популярность в молодежных кругах. Что бы нам самим непопробовать? Вот вы предложили – вы и пробуйте, сказали мне. А почему бы и нет?У меня ко всему прочему были и собственные мотивы заняться этим. Мой первыйбрак не сложился, и мне нужна была точка опоры вне семьи. Чтобы отдалиться иразомкнуть порочный круг. Что-то подобное или же просто одиночество подтолкнулонекоторых из присутствовавших сплотиться вокруг меня и начать действовать.Впрочем, очень скоро из них осталось лишь несколько молодых женщин, преданновыполнявших все, что требовалось.

А требовалось многое: и челобитные, и справки, исвязи. Однако на первых порах все шло гладко: Президиум Сибирского отделения воглаве с Дедом (академиком Лаврентьевым) вошел в положение и выделил нам деньгина реконструкцию одной из столовых в молодежное кафе-клуб и приобретениедорогостоящей музыкальной аппаратуры. Последнее оказалось простейшим делом, имы начали функционировать на временных площадках как филиал Дома культуры«Академия». Несколько ранее, проходя вечером мимо одного из домов, я услышалзвуки джаза, доносившиеся из одной квартиры. Ткнув дверь, я беспрепятственновошел внутрь, как это тогда было принято в Академдеревне, и познакомился ссамоорганизовавшимся ансамблем Виттиха (в то время научный сотрудник Институтаавтоматики. – Прим. ред.), которого я уговорил податься под нашу крышу.Там он и играл последующие несколько лет, обеспечивая постоянную популярностьсубботам и воскресеньям, которые именовались нами «кабачковыми днями». Кабакбыл и пребудет самодостаточным, но в будние дни, целиком отданные общественнозначимым программам, мы обходились без музыки.

Труднее оказалось заполучить постоянную площадку,реконструировав для этого столовую. Проект реконструкции был разработан наобщественных началах местными профессионалами (художником Соколом иархитектором Ивановым). Но, даже имея проект и деньги на его реализацию, нам ничегоне удавалось добиться. Один чиновник отсылал нас к другому, а тот отражалобратно, и так до бесконечности. Наконец, терпение наше иссякло, и мы устроилиподлинный бунт на общем комсомольском собрании Академгородка. Выступали один задругим с критикой и жалобами на хозяйственную администрацию и ееглавнокомандующего, тихого и интеллигентного, но непробиваемого Лаврова(управляющий делами СО АН. – Прим. ред.). Про это немедленно прослышалДед и вынес спорный вопрос на очередное заседание Президиума СО АН.

На этот ареопаг приглашены были обепротивоборствующие стороны, я и Лавров. Последний, как водится, говорил обобъективных трудностях, нехватке рабочей силы и материалов, пока я, наконец, невспылил и, не стесняясь, прямым текстом обвинил его в умышленном саботажерешения Президиума. На меня тут же зашикали справа и слева: «Что вы, что вы?Тут так не говорят и не ведут себя». Однако всплеск пассионарности не осталсябез последствий: чтобы разобраться по существу дела, Президиум тут же избралкомиссию во главе – с кем бы вы думали? – с нашим ВВ (Всеволод ВладиславовичВоеводский, член Президиума СО АН, зам. директора Института химической кинетикии горения, курировал от Президиума работу «Интеграла». – Прим. ред.). Назаседании оной все повторилось точь-в-точь, но ВВ не на шутку рассердился. Яредко видел его в таком гневе. Брызгая слюной и стуча кулаком по столу, онкричал Лаврову:

– Ваше дело – исполнять решенияПрезидиума, а не обсуждать и затягивать их!

И дело завертелось. Через некоторое время мы уже обустраивалисьв переоборудованном здании клуба-кафе «Под интегралом», где в дальнейшем втечение нескольких лет кипела общественная жизнь Академгородка. Здесь в моинамерения не входит рассказывать о ней в подробностях, которые отражены внескольких мемуарах, включая мой собственный «Реквием по шестидесятым, или Подзнаком интеграла» (см. журнал «ЭКО», 1992, №1-2, стр. 86-105 или сборник«Научное сообщество физиков СССР. 1950-1960-е годы», 2005, стр. 569-618).

Благодаря своей всесоюзной известности «Интеграл» сталсвоего рода достопримечательностью Академгородка, а вместе с ним и я – егопрезидент. Иду как-то на работу мимо Института гидродинамики, около которогостоит группа высокопоставленных гостей Городка, а над ней возвышается Дед,указующий перстом в мою сторону и восклицающий, ерничая: «Во! во! во! Президентидет!» Но однажды посетила Городок представительная делегация влиятельногоминистерства, с помпой принятая нашей управленческой аристократией.По-видимому, гости пожелали видеть это «чудо в перьях», то есть меня.Нежданно-негаданно звонит вдруг мой телефон, и сам Лавров настойчиво приглашаетна пикник, устроенный для дорогих гостей на теплоходе, который будеткурсировать несколько часов по Обскому водохранилищу. Отказаться от такогоприглашения было негоже, и я вкусил от сей трапезы, изобиловавшей вином, икройи прочими деликатесами. Признаться, даже перебрал немного, как, впрочем, иостальные. И стал свидетелем разговора, запомнившегося обескураживающейоткровенностью. Один из присутствующих бюрократов, тыча в меня пальцем, говорилмосковским гостям:

–Представляете, они таки построили «Интеграл»! Мы мешали, мы мешали! А онивсе-таки его построили...

Построили не только помещение, но и вертикаль власти,как теперь принято говорить. На вершине ее стоял президент, которому доверялисьвсе внешние отношения клуба, с прессой, академическими и партийными кругами.Ему подчинялся Совет министров, ведавший всем нашим хозяйством, рекламой иплатными сотрудниками: музыкальным ансамблем, «метрдотелями» (распоряжавшимисябаром и радиорубкой), «первым отделом» (следившим за порядком, билетами ипропусками), и освобожденный работник – директор клуба. Параллельно инезависимо функционировал Кабинет министров, в котором на общественных началахтворили нашу повседневную жизнь министры литературы, танцев, альпинизма и т.п., всех не упомнишь. Председателя Совета и премьер-министра привлекал иназначал я, а они уже формировали состав своих органов и так далее, сверхудонизу. Во время экстраординарных общегородских событий мы обрасталиоргкомитетами до 100-150 человек.

И вот однажды я вздумал узаконить всю этусамопроизвольно сложившуюся структуру и созвал клуб для принятия конституции.Мне оппонировал председатель Совета министров, полагавший, что всех и вся надоизбирать снизу доверху как в супердемократической советской системе. Собраласьвся президентская рать, включая первый отдел и метрдотелей.

И мояконституция провалилась по всем статьям. Как охочи все оказались поговорить,ратуя за абсолютную демократию, каковой они на самом деле считали знакомую имструктуру. Ну и что? Побазарили и разошлись, собою довольные, а все осталось,как было. Как и должно было быть. Тимура ведь тоже не выбирала его команда. Также и я – назвался президентом и полез в драку: в подковерное противостояниеГородка и города.

Но не только:груздю еще надлежало устроиться в кузове, каковым был сам «Интеграл» и егозавсегдатаи. Некоторая авторитарность президентской власти была необходимымусловием выживания в среде с атрофированным правосознанием и патриархальнымиустоями самой Академии. Направляюсь я однажды к «Интегралу» на запланированнуювстречу с академиком Лаврентьевым, а оттуда вываливается сам Дед и широкимшагом направляется прочь, мне навстречу.

– В чем дело,Михаил Алексеевич, что произошло?

– А тамкакое-то другое мероприятие райком проводит, с редакторами настеннойинститутской печати. – И вдруг резко: – Да есть у вас тут хозяин?

– Я хозяин, –безапелляционно заявляю я и разворачиваю его вспять со всей подобающейвежливостью.

Войдя в«знаменатель» – клубную резиденцию на первом этаже, сразу предлагаю стеннымписателям перебраться в «числитель», на второй этаж, где расположено кафе,пустующее по будням. Несмотря на ропот недовольства и возмущенные протестыинструктора райкома, затеявшего весь этот сыр-бор, народ послушно собираетнастенные экспонаты и направляется к лестнице. Остаются лишь те, кто пришелвстретиться с Председателем Сибирского отделения лицом к лицу, чтобы обсудитьнаболевшее. Инцидент исчерпан, но даже думать не хочется, что было бы, если быДед так и ушел несолоно хлебавши.

А вот еще один случай, грозившийнепоправимым ущербом репутации клуба. К трехлетнему юбилею «Интеграла» мысобрали в Академгородке около 20 представителей самодеятельных клубов со всейстраны, от Украины до Камчатки. Раздали всем специально изданную антологиюнашей деятельности «Пресса об «Интеграле» и провели инструктажи по разным ееаспектам. Завершилось все торжественным заседанием в зале ДК «Академия», послекоторого мы с гостями отправились праздновать в клуб, закрытый по этому случаюдля посторонних. Оказалось, не герметически. У членов клуба и его охранынашлись друзья и знакомые, которым позарез нужно было разделить с нами этурадость. Когда мы появились в «числителе», все места за всеми столиками былиуже заняты, приглашать гостей было некуда. Каков конфуз! Беру в руки микрофон иукоряю присутствующих, занявших места гостей, предлагая освободить их. Никто несдвинулся с места, косят на соседей. И тут я вынужденно, но успешно употребляювласть, хотя никогда не перестану стыдиться этого решения. Дав знак оркеструиграть, я, дождавшись момента, когда публика, вспорхнув со своих мест, ринетсятанцевать, велю первому отделу, дюжим молодцам из охраны клуба, сдвинуть вместеближайшие столики, за которыми усаживаются гости и мы. Откуда мне было знать,кто по праву, а кто по блату занимал эти места? Рубить пришлось без разбору,как гордиев узел. Но никакого возмущения, ни тем более протеста не последовало.Такое вот было у нас правосознание. Словчить – да, перечить – нет.

Нормально, когда в сплоченном,активно функционирующем коллективе, будь то банда школьников или туристов насложной тропе, возникает нештатная ситуация, требующая неотложного волевогорешения от принимающего его. Но иногда ситуация вообще не оставляет ему выбора.Иду я как-то на клубный вечер, но, едва переступив порог, оказываюсь на руках упервого отдела, и в этой нелепой, беспомощной ситуации возношусь их стараниямина второй этаж для предъявления публике, собравшейся пировать в «числителе».Вообще-то эти ребята несли у нас службу за твердую зарплату, и подозреваю, чтоне только у нас, потому что постоянно маячили в открытых дверях «знаменателя»,когда там что-то происходило. За такую необременительную добавку к основномужалованью в советские времена почему бы и не быть искренне признательным клубуи его президенту?

Культ личности не культивируют, онсам произрастает там, где не привита свобода личности и личного достоинства. Сэтим спонтанным, уродливым всплеском обожания пришлось-таки смириться поневоле.Ну не бить же их по головам, в самом деле! Но я не сдерживался в выражениях,когда очутился наконец на твердом полу, и больше ничего такого уже неслучалось.

АнатолийБУРШТЕЙН,
президент клуба «Под интегралом».