В поиске смысла…

Место действия: Южная Америка, горная система Анды. Давнишняя мечта – взойти по южной трёхкилометровой стене пика Аконкагуа (6962 метра, высшая точка всего южного полушария).

В марте, когда проводилась экспедиция, подняться на вершину маловероятно, тем более по стене, относящейся к престижным альпинистским объектам. Гора известна ураганными ветрами и резко меняющейся погодой, а март здесь – уже межсезонье со снегопадами.

Мне довелось побывать в горах Аргентины несколько раз, и на Аконкагуа ранее ходил по «классике», поэтому тактика была проста: выждать хороший прогноз погоды хотя бы на пять дней и стремительно «бежать» по стене вверх, дабы успеть спуститься до прихода очередного циклона. Напарник по связке американец Глен, с которым мы в 2012 году ходили на юго-западную стену Мак-Кинли, очень занят на основной работе, поэтому я вынужден был подстроиться под его даты в календаре, которые выпали на март. Перед Андами оба имели хорошую акклиматизацию: в феврале Глен работал горным гидом в Перу, я ночевал на высоте 4800 м на Тянь-Шане.

Поставив стационарную палатку у подножия стены на 4300 м, вышли на разведку варианта испанского маршрута Русская Рулетка (экстрасложного), заодно продолжая акклиматизироваться.

Быстрый набор высоты по кулуарам, желобам приводит на скалы, лазание по которым несложное, однако они «заманивают» в ловушку и вниз уже «пешком» невозможно спуститься – приходится оставлять снаряжение для сдёргивания верёвок. Поэтому на второй выход, чтобы забросить штурмовую палатку и продукты выше 1-го скального пояса (5600 м) и переночевать для акклиматизации на высоте, мы взяли приличный запас «железа» для спуска в базовый лагерь. Это очень пригодилось, поскольку от 4900 до 5300 м скальное лазание было уже сложное. Но с Гленом приятно работать –  уровень явно выше моего, и он моложе на 20 лет. Погода в дни обработки маршрута не была идеальной, но и особо не запугивала: ветер терпимый, снежок время от времени сыпал, но скатывался вниз, и скалы быстро оттаивали.

После дня отдыха в базовом лагере, получив благословение на «отрыв от земли» у метеослужбы, выдвинулись на штурм стены с настроем возвращаться через вершину.

Первый день получился очень длинным из-за большого перепада высот до оставленной палатки: выйдя в четыре утра, мы добрались к нашему укрытию лишь к восьми вечера. Следующий день пришлось отдыхать и пережидать небольшую непогоду, и всё же палатку мы перенесли под второй скальный пояс (5900 м), первопрохождение которого намечали, находясь ещё дома.

Весь третий день провели на нижней трети скального «барьера» высотой 400 м со средней крутизной 80 градусов. Вулканические породы приемлемы для свободного лазания, однако зацепы нередко скалываются, а страховку  организовывать проблемно.

Спустились к палатке и стали крепко думать: на скальный барьер нужно ещё хотя бы два дня, затем до вершинного гребня потребуется день тяжёлой работы при условии хорошей погоды. При возникшей лавинной опасности оттуда вниз не спуститься и вверх не подняться. У нас же оставалось всего-то два дня обещанной погоды.

Решение даже не обсуждалось. Мы траверсировали по снежным подушкам вдоль основания скального барьера влево на контрфорс (неявно выраженное ребро на крутом склоне («стене») горы – прим. ред.), ведущий в обход вертикальных скал, и фактически «ушли» c намеченного первопрохождения.

Весь четвёртый день мы сначала преодолевали скальный контрфорс, после которого изо всех сил «выпахивали» фирновые (фирн – плотный зернистый снег – прим. ред.) и снежные склоны, но достигли только 6500 м. Вечером нам сообщили по рации, что у нас максимум день до серьёзного шторма. Вниз дороги нет (на это надо три дня хорошей погоды). Успеем ли дойти за один день хотя бы до вершины? Если нет, то останемся навсегда на стене или под ней (лавина сбросит).

С такой дилеммой пытались скоротать ночь. А утром стало падать атмосферное давление, что всегда свидетельствует о приближающемся шторме. Вариантов не было: «вперёд и вверх, а там... Ведь это наши горы, они помогут нам». Засветло «добежали» (средняя крутизна 50 градусов по снегу, фирну, миксту) до конца стены. Однако сильнейший снегопад накрыл нас перед выходом на гребень. Спаслись, потому что с гребня лавины нас уже не сбросят. Но надо было нащупать, куда спускаться, иначе можно навсегда остаться в районе вершины.

И вот он – крест на самом верху горы! Спасибо, что хоть в него уткнулись! Значит, правильно пока движемся.

Направление на спусковую пешеходную «классику» я знал, поэтому, со страхом преодолев гребень перед выходом в жёлоб Каналета, нашли в скалах нишу, засыпанную снегом. Уже в кромешной темноте выкидали снег из пещеры и укрепили палатку.

Снег валил всю ночь, а утром поднялся ветер, и мы, скрюченные от холода и сырости, выползли из крошечной палатки, затерянные почти на небесах (6900 м) с мизерной надеждой вернуться живыми. В жёлобе ветер дул навстречу такой силы, что, казалось, он нас зашвырнёт обратно на гребень... Как мы спустились там, не помню.

На траверсе нас встретила снежная мгла: ветер утих, но вообще ничего не видно. Надо было на интуиции угадать направление на Ветряной перевал, иначе б мы там заблудились. Три года назад мне приходилось уже испытывать судьбу на спуске в этом месте в пургу, но на этот раз я так и не понял, как мы проскочили мимо важного для ориентирования перевала и «уткнулись» в конуру Индепенденсиа (6400 м)! Вновь поднялся ветер, зато Всевышний пожаловал нам видимость – столь необходимую, чтобы найти путь до лагеря Колера (6000 м). Там всегда было стационарное укрытие, в нём аптечка, газ, запас еды, что хранится для экстренных ситуаций. Но на Колера никого не было, а укрытие оказалось запечатано…

Ещё день (14 часов) понадобился, чтобы пробиться через снега и продолжающуюся непогоду от Колера до Плаза де Мулас (4300 м), базового лагеря туристов-восходителей. Сезон официально был закрыт, но фанатики всегда находятся, и нескольких мы встретили в лагере. Это было очень приятно: нас обласкали, отогрели и откормили после тяжёлых семи дней мытарств «за гранью».

...Нас спрашивают, зачем нам такие восхождения-мучения? Меня зовёт туда подсознание. Оно непостижимо, но я хочу познать непостижимое, при этом важен процесс познания, даже если он бессмысленный. Остаётся надежда, что поиск смысла продолжится…

Анатолий БУЛЫЧОВ,
руководитель комиссии горных спелеоисследований
Русского географического общества