Смерть и жизнь наших детей

Эта история потрясла Академгородок, Новосибирск, Россию. Дарье Макаровой шлют соболезнования со всей страны и из-за рубежа. И ни один журналист мира не напишет о случившемся так, как пишет она…

«Беглый осмотр, решение – везем срочно в ближайшую больницу. Дрожащими руками пытаюсь втиснуть ватные ручки в комбинезон, хватаю сына и бежим. Врач скорой помощи говорит, что надо везти в Мочище – это 60 километров, на другой конец города, по единственной, забитой пробками дороге. По примерным подсчетам – около 2-3 часов езды. Можем не успеть – надо искать вариант ближе, но по каким-то законам нашей страны они не имеют права привозить в ближайшую клинику – только в ту, к которой мы относимся.

Не дышит! Остановка. Интубируем! Машина скорой помощи не оборудована – нет ничего для моего восьмимесячного малыша. Чудо, получилось ввести трубочку, врач подключает помпу и качает… Губки розовеют. Пытаются настроить аппарат ИВЛ – он не работает на маленькие объемы легких. Делают массаж сердца. Дефибриллятора в машине нет, норадреналина – нет. Летим с мигалками по БШ. Поднимаю голову – на дороге каша из машин, мокрого снега и грязи. Летим по встречке, все полосы в город заняты».

По существующим законам после клинической смерти малыш считается находящимся в критическом состоянии. Его принимают в 3-й клинической больнице на Красном проспекте.

«Влетаем на Красный, мчимся через поток машин. Закарабкиваемся по ледяной горке во двор больницы. Молодой врач хватает его в охапку и бежит через приемный в реанимацию. Длинный коридор, завален вещами, куча народу, бегают дети, стоят баулы – все ждут выписки или госпитализации. В конце коридора пеленальный столик, Максима кладут туда, качают помпу, синие губки снова розовеют. Ободранные стены, паутина, трубы торчат из стен. Ремонт здесь не делали уже лет 20. Дикий холод. Следующая дверь – реанимация, всем вход запрещен. Врачи подхватили малыша, унесли за эту дверь.

Еще несколько часов метаний по грязной лестничной клетке. Выходит угрюмый реаниматолог Владимир Аркадьевич:

– Завтра утром будем делать КТ….если будем.

– Почему не сейчас? – мой голос дрожит, меня всю колотит.

– Сейчас надо стабилизировать, понаблюдать, завтра в 10 утра снимем, потом посмотрим.

– Когда к нему можно?

– Часы приема с 16.30. Две минуты.

Уходит за дверь. Меряю шагами лестничный пролет, считаю кафельную плитку – 33 желтых, еще сколько-то красных.

Уже вечер. Пускают к сыну на минутку.

Иду на ватных ногах по старому грязному линолеуму, большие окна законопачены одеялами и затянуты серыми простынями. На полу поломанная кафельная плитка, две кровати, на правой лежит мой малыш.

Тихонечко касаюсь маленькой пухлой ручки. Маленькие пальчики чуть теплые, изрезаны и в крови – ему брали много анализов, нужно было много крови. В горле комок…

Выхожу в коридор, перед глазами мой славный малыш, моя маленькая теплая булочка в трубках – в носике две трубки, во рту еще одна, кожа вокруг стянута лейкопластырем. В подключичной вене – катетер, его не смогли вставить сразу – вокруг расплылся синяк, большое фиолетовое пятно. На левой ножке на пальчик закреплен какой-то датчик, еще один на левой ручке и на груди какие-то датчики.

Идем с мужем к машине, не чувствую ничего. Едем в Академ, не могу ничего делать, голова пустая, только одна мысль – он должен жить!»

Эти строчки мама восьмимесячного Максюши писала, пока ждала гроб с телом своего сына. Максиму было 8 месяцев 22 дня, когда он умер от отека продолговатого мозга.

Множество жителей нашего района, узнав эту историю, реагировали одинаково: «Нельзя читать без слез. Вижу все как наяву, ведь и у нас так было, но слава богу…». Были и те, кто писал Дарье: «Крепитесь. Я хорошо вас понимаю, мы и сами при очень похожих обстоятельствах потеряли ребенка»…

– У нас нет никаких претензий к врачам – мы очень им благодарны, – не устает повторять Дарья в эти дни. Зато у нее, как и у множества жителей Академгородка, есть вопросы к чиновникам.

Как получилось, что в научном центре Сибири не могут оказать экстренную помощь детям? О чем думали те, кто издавал предписание – везти детей, которым срочно требуется помощь, из Советского района в Мочище, за 60 км? Почему медикам скорой помощи пришлось спасать ребенка не благодаря, а вопреки имеющемуся оборудованию? Почему принять ребенка в ближайшую больницу могут только после остановки сердца?

Это вопросы не медицинские. Но почему-то чиновники один за другим повторяют, что разберутся с врачами, с бригадой скорой помощи – и виновные понесут наказание. Виновными становятся те, кто боролся за жизнь малыша. Те, кто подписывал бумаги и издавал распоряжения, сокращал детское отделение в ЦКБ и не следил за количеством детских реанимобилей, выдают фантастическую информацию.

Например, в частной беседе Дарье сказали, что в детской реанимации в нашем районе нуждается в год примерно 50 детей. А это, оказывается, «нерентабельно»! В официальном комментарии главный врач ЦКБ СО РАН Татьяна Ковалева заявила, что в ЦКБ есть полноценное детское отделение (просто оно на ремонте), но и сейчас есть место для одного маленького пациента в реанимационном отделении. Особенно бурную реакцию вызвало ее сообщение, что ЦКБ принимает всех детей, обратившихся к ним за экстренной помощью. Главный врач городской станции скорой медицинской помощи Ирина Большакова сказала в своем интервью сайту НГС.новости, что детских реанимобилей у нас на город больше 70 (видимо, все они были как раз заняты, когда понадобилась помощь). Вот только маленького Максима больше нет…

– Единственный наш шанс реально изменить ситуацию – не дать чиновникам возможности прикрыться этими громкими заявлениями и свести все к конкретному случаю, – говорит Татьяна Антонова, представитель неформального общественного объединения «Здравоохранение – детям», созданного после смерти Максима. – Мы собираем все реальные случаи отказа в приеме ребенка в ЦКБ – всех, кого отправили в другие больницы для оказания экстренной помощи. Этот список – единственный наш шанс ответить на бравурные заявления чиновников. Мы ищем и тех, чьи дети лежали в ЦКБ в реанимации.

Соболезнуем Дарье и преклоняемся перед этой женщиной – матерью, которая, потеряв своего ребенка, нашла в себе силы подумать о других.

Юлия ЧЕРНАЯ

*     *     *

Неформальное общественное объединение «Здравоохранение – детям» на 4 декабря запланировано проведение митинга. Мероприятие пройдет у ДК «Академия», начало в 12 часов. На митинге будут собраны подписи под обращением к начальнику главного управления здравоохранения мэрии Новосибирска Г. Рвачевой и главному ученому секретарю СО РАН и депутату горсовета Н.  Ляхову с требованием вернуть в Советский район полноценное детское отделение, с реанимацией и узкими специалистами.

После митинга в ДК «Академия» представители НОО «Здравоохранение – детям» ответят на вопросы собравшихся.