Сложная простота Ивана Кулакова

«Я привык бродить один и смотреть в чужие окна», – пела когда-то группа «Воскресенье». Трудно найти более подходящий эпиграф для выставки «Наша жизнь – игра» академгородковского художника Ивана КУЛАКОВА, проходящей в эти дни в городской арт-галерее «Че».

Его картины в самом деле похожи на ночные окна. Яркие вспышки живых красок на темном холодном мольберте стен. Стоп-кадры чьей-то личной жизни. Что такое окно для смотрящего на него снаружи? Прозрачная граница, за которой – маленький, частный театр со своей труппой, своим репертуаром и – если актеры не успели задернуть шторы – своими зрителями. Да даже если успели – все равно тайное рано или поздно станет явным.

В перекрестье софитов на картинах Кулакова попадает не только происходящее за плоскостью одного отдельно взятого окна, но и события в более крупных объектах человеческой жизнедеятельности: жилом доме («Окна»), переполненном автобусе («Последний автобус»), деревянном коне троянцев («Троянский конь»). У инженеров-конструкторов есть правило: при необходимости на сборочном чертеже не изображать деталь, загораживающую обзор «нутра» изделия, с обязательным примечанием о сделанном упрощении. Например: «крышка не показана». Подобным образом поступает и автор выставки, для удобства зрителя делая «стеклянными» кирпичные стены, металлические кузова и деревянные перегородки.

Пытаясь объяснить притягательность картин Кулакова, не находишь в своих впечатлениях более внятного ответа: они написаны счастливым человеком. Сын. Брат. Муж. Отец. Ученый в степени доктора геолого-минералогических наук. Художник, чьи выставки увидел Париж, Нью-Йорк, Берлин, Ницца, Монако (и все это в 40 лет!). Что еще нужно человеку для счастья?

Этот позитив мужчины, живущего в ладу с собой и людьми, мужчины, наделенного даром увеличивать количество красоты в серости полутонов окружающего мира, выплескивается на холсты брызгами красок широчайшего спектра, создавая причудливые образы людей, похожих то ли на крылья ласточек, то ли на ростки зерен. Даже, скорее, не образы самих людей, а образы их поступков.

Способен на поступки и сам художник. Его отец Юрий Иванович на открытии выставки процитировал письмо маленького Вани Сальвадору Дали: «Дорогой Сальвадор! Мне восемь лет. Я очень люблю ваши картины. Интересно, какая ваша картина самая последняя?» Оригинал письма Юрий Иванович предусмотрительно сохранил в своем архиве, а в конверт с «исчерпывающим» адресом: «Испания, Сальвадору Дали» запечатал копию послания. Дошло ли письмо до адресата – неизвестно, но ответа от великого живописца не последовало…

Ворую автора выставки у жуткой, коротко стриженой девицы с татуировками с виде иероглифов на шее, для того чтобы взять блиц-интервью.

– Иван Юрьевич, все представленные здесь работы выполнены акрилом. Почему именно этот материал?

– Изначально я писал маслом, но когда у меня родился сын Миша, о подобных агрессивно пахнущих веществах пришлось забыть. Я перешел на акрил, о чем не жалею, поскольку этим материалом можно делать множество вещей, которые нельзя сделать маслом. Хотя у художников до сих пор акрил считается материалом второго сорта.

– Большинство ваших картин светлы и красочны, как воспоминание о детстве. Вы всегда так ощущали мир?

– Нет, у меня, как и у всех, тоже был переходный возраст. В 15-20 лет рисунок у подростков становится более инфернальным – и по краскам, и по сюжетам, словно воплощая в себе все те мучительные психологические процессы, которые происходят с людьми в этот период жизни. Потом рисунок, как правило, теплеет, становится более легким.

– У вас достаточно узнаваемый стиль. Не возникало желания кардинально изменить его?

– Нет. Я жуткий консерватор. В плане техники исполнения работ – всякого рода новшества (типа компьютерной графики) не приемлю, а в плане смысловой нагрузки – экспериментов с собственной психикой просто не хочу. У меня семья, и я ответственен за нее.

– Где интереснее выставляться: у нас или за рубежом?

– В последнее время я охладел к выставкам на Западе. Дело это очень хлопотное, а с точки зрения получения какой-то прибыли – результат нулевой. Кроме того, там более востребовано искусство, стремящееся любой ценой шокировать зрителя. У нас же по-прежнему в моде более-менее традиционная живопись. И люди охотнее посещают именно такие экспозиции. Например, на мою прошлогоднюю июльско-августовскую выставку в Доме ученых, если я не ошибаюсь, было продано полторы тысячи билетов. Такого количества посетителей у меня не было нигде и никогда. После этой выставки я уже вообще не хочу никуда ездить, а хочу выставляться только здесь…

Картина, обозначенная на выставке как центральная, – «Ной» – на беглый взгляд, представляет собой примитивный рисунок школьника: бородатый мужик в тельняшке, мультяшные мордочки животных в иллюминаторах подводной лодки, «голубь мира». Но вглядевшись «вовнутрь» картины, видишь совсем недетскую историю: истощенный Ной балансирует на тонюсеньком колечке-крылечке входного люка на цыпочках, словно собираясь взлететь к этой птичке, ставшей для его корабля спасительным ангелом, спустившимся с небес. В этой позе «на грани» – все его сомнения и страхи, все его бесконечное ожидание и пока еще неверие в свершившееся чудо: если у птицы в клюве ветка, значит, рядом земля!

Подобную рецензию можно выдать по большинству работ. Картины Кулакова просты, как кулек конфет. Но за этой кажущейся, оберточной простотой – космос. Микровселенная отдельно взятого человека. Или «группы товарищей».

Гениальная простота в произведении – это когда в первую минуту веришь, что и ты можешь так же, а во вторую – отчетливо осознаешь, что так ты не сможешь никогда. Глядя на картины Кулакова, попадаешься в подобную психологическую ловушку постоянно.

Все гениальное просто. И весь безумно сложный цифровой мир, который мы имеем сегодня, на самом деле родился из двух простых, как телефон пожарной части, цифр: «0» и «1». «Да» и «нет». Правда, редкий творец оперирует такими однозначно толкуемыми категориями. У большинства где-то между полюсами «да» и «нет» располагается извечно-расплывчатое женское «может быть», которое и служит неисчерпаемым колодцем для жаждущих. Жаждущих творить.

Сергей МАЛЫХ

Фото автора