Умка: Берегите хомячка!

Умка: Берегите хомячка!

Группа «Умка и Броневичок» существует с 1986 года и с тех же самых пор не имеет ничего общего с белым медвежонком из одноименного мультика. Прозвище было дано вокалистке, гитаристке, сердцу и желудку группы Ане Герасимовой еще в старой московской тусовке за особую смекалку в сложной ситуации. Удачные музыкальные опыты были отложены на полку лет эдак на семь – чудесные песенки тех времен еще долго украшали альбомы конца 90-х. За время длительного перерыва Аня сломала палец на ноге, защитила кандидатскую «Проблема смешного в творчестве обэриутов», подготовила целую кучу изданий тех же обэриутов, перевела две книги Дж. Керуака и плотно увлеклась битниками.

Теперь «Умка и Бр» непрерывно в пути. Они объездили 80 городов и записали 25 дисков, лучшие из которых – «Вельтшмерц», «Ход кротом», «Заначка», «Рай для инвалидов», «Unplugged». Последняя гениальная работа – «Парк Победы» – на прошлой неделе отзвучала на двух сценах Новосибирска. Клуб «Гагарин» в Академгородке Аня отдельно порадовала «сольником». Правда, из-за гололеда концерт начался на два часа позже (затянулось возвращение Умки из Томска), но никто не покинул зал – неторопливые меломаны за время опоздания только умножили свои и без того плотные ряды. Репертуар – от совсем старых («Дуня Кулакова») до последнего альбома – «Готовый», «Стрекоза и Муравей», «Считалка». Уставшая с дороги маленькая Аня наполнила весь зал своим волшебным детским теплом – вот почему многие так любят ее сольники и квартирники под скупой аккомпанемент одинокой ритм-гитары.

– Любишь выступать в Городке? У тебя ведь есть с чем сравнить или все смешалось из-за количества выступлений, стран, городов?

– Ничего не смешалось. Я помню каждую точку в каждом городе, отлично помню публику, качество звука (Это действительно так! За десять минут Аня прошла проверку на Ижевск, Черновцы, Барнаул, Кембридж и т.п. – М. Ш.). Мне нравится в Новосибирске. Вообще очень люблю в Сибирь кататься.

– Вы ведь совсем недавно были в турне по США?

– Какое там дурне? Мы просто катались по Америке, смотрели горы, лес, ночевали в мотелях. Когда кончались деньги, делали квартирник и ехали дальше. Публика на нас собиралась, в основном, русская, но случалось и американцам прийти – они тоже по-своему радовались, драйв почуя... Им же, собственно, слова не важны – для них главное звук. На электрических концертах слов все равно, как правило, не слышно.

– А как же хваленый импортный саунд? Вы же были на Би-Би-Си у Севы Новгородцева. Вышел альбом «Лондон»...

– Дело не в саунде. Потом мы все это записали дома гораздо лучше, в спокойной обстановке. А тогда был один мандраж: ну как же, Би-Би-Си, Новгородцев! Знаешь, когда корову забивают, ей очень страшно, у нее выделяется адреналин, и в результате получается такая «испуганная говядина». Человек ест и говорит: «нормальное мясо». А корова могла бы ему рассказать, как это было... Вот то же самое и со мной.

– В каких «забуграх» вы побывали и поиграли за последние годы?

– В Европе практически везде: Германия, Франция, Англия, Нидерланды... В Израиле пару лет назад были.

– Встречали шестидесятников? Они там есть или это фантастика?

– Там их целое поколение! Особенно много мы видели таких людей на концерте Игги Попа в Гамбурге (Аня сейчас переводит автобиографию Игги Попа и издает ее кусочками в журнале своего сына Леши Радова. – М. Ш.). Было бы много денег, накупила бы кучу черно-белой пленки и хороший фотоаппарат, чтобы путешествовать по забуграм и снимать крупным планом эти прекрасные лица старых хиппи. И сопровождать снимки небольшим досье: «В 68-м жил там-то, занимался тем-то и тем-то...» Это удивительные люди.

– Тебе удалось пообщаться с Игги Попом?

– Да, когда он приезжал играть в Москву на «Крылья», он давал пресс-конференцию. Я спросила его, как он относится к тому, что ему придется играть на одной сцене со всяким... Он попросил перевести для всех на русский, видимо, у него это было в контракте оговорено. Когда переводчица услышала в моей речи слово shit, она сразу пришла в негодность, но ей закричали: «Ты переводи давай!» Тогда Игги Поп рассмеялся, снял темные очки и сказал: «Я играл на сцене с таким дерьмом, что мне глубоко... I just don’t give a fucking fuck! Если там окажется кто-то из приличных музыкантов, это будет для меня приятным сюрпризом».

– В твоих текстах целый букет цитат, снов психоделического в духе Хармса и, что больше всего подкупает, много-много детского. В тебе живет ребенок?

– Он живет в каждом нормальном человеке. Люди, у которых не осталось внутри этого детского центра, довольно паршивые сами по себе, картонные какие-то, и общаться с ними невозможно. Этот ребенок – ты сам и есть. Если он погиб в тебе и ты изменился, это отвратительно – считай, что это смерть. Представь, что ты – домик для какого-то маленького зверька. Живет в тебе хомячок, и славно. Умрет – и ты из дома станешь гробом. То, что со временем нарастает снаружи маленького человека – это лишь способ выжить во взрослой среде, способ защитить свой детский центр.

– А как ты защищаешь свой детский центр? Разве ему не страшно перед целым залом?

– Наоборот! Он стоит высоко и поет песни – все внимание на него. На концерте он защищен, он – самый главный! То, что я собрала группу и мы ездим по миру, выступаем, это и есть моя надежная защита. Но бывают ситуации, когда защита не срабатывает, и ему становится страшно и больно. Например, охрана начинает на твоем концерте дубасить кого-то, и ты ничего не можешь поделать: смотришь и вспоминаешь, как тебя дубасили. Такая волна ярости подступает к горлу...

– Сегодня на концерте была сотрудница кафедры культуры НГУ. Она в полном восторге от твоих текстов и просила передать тебе эту шоколадку! Интересно, как тебя филология не испортила со своим убийственным рентгеном текстов?

– О, спасибо огромное, ужасно хочется есть. Хорошая филология ничего в произведении не убивает, а наоборот, делает его богаче, посвящая тебя в тайны создания. Если текст хороший и рентген грамотный – все будет здорово. Могу запросто по своим текстам написать целое исследование, только времени на это нет, да оно и не надо. Когда текст взывает к тому, чтобы его разобрали, это же хорошо, нет в этом ничего зазорного. Если это настоящий драгоценный камень, ты можешь по нему хоть кувалдой лупить – ничего с ним не сделается.

– Умка, тебя что-нибудь закрепощает? (Вопрос зрителя.)

– Бюстгальтер! (Общий взрыв хохота.) Это штука испортила мне полжизни, пока я догадалась, что можно обходиться без нее!

– Твое увлечение битниками как-то отразилось на образе жизни?

– В самом начале, разумеется, да. Просто необходимо было пройти через все, чем жили эти люди. Сейчас у меня очень здоровый образ жизни. Я каждое утро делаю зарядку, принимаю душ, вместо кофе хожу босиком по снегу, не ем мяса, не курю и почти не пью. Изредка капаю себе гомеопатическую дозу коньяка, когда чувствую недостаток сил перед концертом.

– Как ты умудряешься жить в Москве 80-х? Не грузит поп-культура? Клубы, диджеи, модные тусовки, раскрутка...

– Если ты чего-то не замечаешь, значит, этого нет. В клубы я не хожу – там накурено. А раскрутка – это что? Уровень популярности должен расти благодаря творчеству группы, а не количеству вложенных денег в радио- и телеэфир. Когда нам ценители творчества вдруг дают деньги, мы говорим «спасибо», покупаем инструменты или играем бесплатные концерты. В Сургуте на «Нашем радио» работает Денис, который любит нас и крутит целых 18 песен «Умки». Не за деньги, а по любви!

Мария ШКОЛЬНИК.