Крещение Антарктидой

Крещение Антарктидой

15 февраля исполнился ровно один год Храму во имя Святой Троицы в Антарктиде. Строительство деревянной церкви у Южного полярного круга проходило с декабря 2003-го по февраль 2004-го. В течение двух месяцев разобранный по бревнышкам сруб из лиственницы и кедра доставлялся из Калининграда через всю Атлантику на антарктический остров Ватерлоо.

Делали сруб в Горном Алтае (с. Кызыл-Озек) в 2002 году. В августе 2003-го его привезли в Калининград. Архитекторами и конструкторами были алтайские специалисты, а строители подобрались из разных уголков России и даже Казахстана. И хотя храм уже закончен, работа над каменными иконами продолжается в Нижнем Тагиле. Мне было очень любопытно встретиться с одним из строителей этого деревянного чуда, жителем наукограда Кольцово Владимиром ЖИРАКОВСКИМ, чтобы записать удивительную живую историю из первых рук.

КАК Я ПОПАЛ В АНТАРКТИДУ

Весной 2003 года я встретил однокурсника с ГГФ НГУ Сергея Голомолзина, с которым мы не виделись целых 18 лет. Вместе в экспедиции студентами ходили, по пещерам лазили. И он вдруг мне сообщает, что собирается в Антарктиду. Показывает листочек с пафосно-патриотическим воззванием «Храм в Антарктиде». Я даже поморщился: дурь какая-то. «Да ты читай, читай...» Постепенно я начал проникаться – написано было пронзительно. «И что ты там собираешься делать?» – «Мы с Серегой Бусыгиным (каменных дел мастер с Урала) делаем иконостас в стиле флорентийской мозаики».

Камни – это моя работа, а поделки – одно из увлечений. Мозаикой я никогда не пробовал заняться – очень хотелось бы прикоснуться к такому увлекательному делу. «Чем я могу вам помочь? Может, камни попилить, руками поработать?» – «Вот и замечательно! Будешь третьим! Экспедиционный и альпинистский опыт нам очень пригодится».

Антарктика, полярники, храм, флорентийская мозаика – все сложилось в моей голове в какой-то сумбурный, но притягательный образ. Но в душе я был почти уверен, что это просто пустые разговоры. Не тут-то было! Позже я узнал, что идея зародилась у полярников еще в конце 80-х. Главным вдохновителем проекта и основным спонсором был Петр Иванович Задиров – директор авиахолдинга по перевозке грузов за Полярный круг. Первый храм Петр Иванович поставил у себя на родине, в Новоникольском.

Храм в Антарктиде был следующим логическим шагом – полярники попросили сделать им хотя бы небольшую часовенку, чтоб было где душу отвести – «не водкой же единой». Когда уезжаешь за тридевять земель, любая связь с родным краем становится на вес золота. Известно, что эмигранты долгое время, пока не адаптируются, особенно пристально следят за тем, что происходит в покинутой ими России. А что уж говорить о соотечественниках? Вот почему идея постройки храма в Антарктике возникла именно в постперестроечный период, когда большую часть официальных праздников либо отменили, либо оставили как антиквариат, а взамен утерянной государственной идеологии ничего не предложили. На лучший проект храма в Антарктиде был объявлен конкурс, в котором победила художник-архитектор из Барнаула Светлана Рыбак.

ЗАКОН БУТЕРБРОДА, или БИТВА ЗА ВАТЕРЛОО

Святейшим Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II в 2000 году было дано благословение на строительство. Дело оставалось за малым – найти настоящих спонсоров. То есть тех, кто не пытается, вложив минимальное количество средств, сделать себе максимальную рекламу на громких проектах. А этот проект был действительно выдающимся. Возможно, из-за подобных проблем финансирование получилось весьма скромное. Перед отправкой храма с Алтая выяснилось, что и строителей катастрофически не хватает. Мы предложили свои кандидатуры. Так трое «каменщиков» стали строителями.

Времени на поиск средств не оставалось. Пробежали по банкам, крупным компаниям, в обладминистрацию заглянули – эффекта мало. Проблем у всех хватает, «экономика в упадке». На бутерброд этот храм не положишь, проценты не взыщешь. Если бы не люди, которых не останавливали ни организационные проблемы, ни отсутствие достаточных средств, мне бы начало казаться, что весь мир живет по закону бутерброда. В роли альтруистов-энтузиастов оказались Сергей Голомолзин, Сергей Бусыгин и Владимир Жираковский.

Поначалу организаторы были не только не рады нашему бескорыстному участию, но и усомнились в его полезности: «Если к нам едут туристы, пусть сами оплачивают дорогу и проживание». Тогда им было невдомек, что будь нас меньше хоть на одного «туриста», храм бы не построили вовремя: последние его штрихи доводились уже после прибытия свиты для освящения, время шло на минуты.

Изначально планировалось 10 строителей, но когда мы приехали в Горный Алтай разбирать сруб (здание выстаивалось около года, после чего каждому бревну был присвоен номер по месту в общей кладке. – М. Ш.), мы застали там всего двоих: Володю Корчуганова и Валеру Унучакова. Они успели за две недели разобрать кровлю и ждали подмоги. Пришлось нам собрать всех алтайских друзей, знакомых и сочувствующих, всего около 30 человек – до отгрузки пяти-шести сотен бревен оставались считанные дни. После того как бревно вынимали из сруба, его требовалось аккуратненько зашкурить наждачкой и обработать антисептиком, поскольку никакой внутренней отделки в храме не предполагалось. Все это мы увязали километрами веревок и погрузили в фуры.

ЦЕРКОВЬ ДЛЯ ПИНГВИНОВ

Три фургона бревен перевезли в Калининград, откуда храму открывался его Великий Морской путь. Наша дорога лежала через Франкфурт, Мадрид, Сантьяго, Пунта-Аренас, а оттуда уже чилийской военной авиацией на остров Ватерлоо до полярной станции Беллинсгаузен. Груз сопровождали молодой настоятель Свято-Троицкого скита на Соловках иеромонах Каллистрат и конструктор Александр Шмидт. Первое время Каллистрат пытался взять на себя функции прораба, но быстро понял ситуацию и стал помогать нам, как мог: теребил мох (бревна прокладывались мхом для уплотнения щелей), помогал укладывать бревна.

Обычно полярников на станции от 7 до 10 человек, а в летний сезон собирается около сорока. В нашем случае был разгар лета и, включая множество зарубежных представителей, набиралось до 70 человек. Часть из них молча удивлялись нашим намерениям, другие относились скептически, мол, поковыряются и уедут. Мы уехали через два месяца, и результаты вызвали у всех скептиков слезы восторга.

И все-таки, зачем строить церковь для нескольких десятков людей и сотен тысяч неверующих пингвинов, спрашиваете вы. Я отвечу, что где-то на далекой метеостанции сидят и вовсе два человека, а польза, которую эти двое приносят, колоссальная. Церковь – это ведь не только место, куда ходят молиться, а нечто большее – символ, Храм Божий. Одно его существование наполняет радостью и неким смыслом человеческие души. А место для регулярных посещений – это туалет. И не обязательно быть глубоко религиозным, чтобы не путать эти понятия.

КАК МЫ СТАЛИ ПОЛЯРНИКАМИ

Погода, на первый взгляд, почти питерская: невысокий минус, стопроцентная влажность и сильный ветер. Когда я выбирал специальную экипировку с прицелом на Антарктику, в Новосибирске было почти минус сорок, но все-таки это оказалось значительно привычнее и комфортнее, чем то, что встретило нас на станции Беллинсгаузен. Все осадки шли только по горизонтали, будь то колющий снег или морось. Ветер гулял от 8 до 30 м/с. Ультрафиолет очень жесткий – без очков невозможно слепит глаза от снега. В процессе климатической адаптации у всех новоприбывших ломило кости и отнимались конечности. Полярники успокоили: так здесь у всех новичков, через два месяца пройдет.

Адаптироваться было некогда – за три дня мы подготовили место под фундамент 6 х 12 х 1 м в базальтах и мерзлоте. Это был смертельный номер. Уже тогда скептики посмотрели на нас с уважением. Песчано-гравийную смесь возили с моря на тракторной телеге болотоходом. Замесили более 70 тонн бетона, которым заливалась арматура в опалубке. Церковь крепилась к арматуре на восьми подпружиненных цепях и могла немного раскачиваться под ветром до 50 м/с.

Жилище полярников представляет из себя нечто вроде термоса из листов металла, пенопласта и стеклопакетов. Вода из пресного озера Китеж, душ, баня, кухня – все было по высшему разряду: все-таки этот объект когда-то имел стратегическое значение. Распорядок дня был такой: с 8 до 22 часов рабочее время, вечером прогулка или рыбалка: солнце скрывалось только на час. Уже на второй неделе прогулка стала как-то выпадать из графика. Мы все резко поняли, что надо больше спать, иначе умрем. Неделю продержались почти без сна на одних впечатлениях от богатейшей антарктической природы. Причудливые узоры лишайников, айсберги, светящиеся изнутри пронзительной лазурью – словно тысячи синих электрических ламп спрятано в каждой льдине! Сотни забавных пингвинов и кучи развалившихся на берегу тюленей со спокойными черными глазами, в которых, как в зеркале, отражается небо и ты сам. Грациозные морские котики, огромные, как гора, морские слоны и даже тупоносые морские леопарды. Описывать этот край можно бесконечно. Никто из зверей не боится человека и не угрожает ему. Мы ощущали себя частью этой великой гармонии, еще одним могучим биологическим видом.

ИЗ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ

Причудливые айсберги, бирюзовые, некоторые голубые. Перемещаются, раскалываются. Снега много. Грязи тоже. Ветер дует. Пингвины потешные. Поморники наглые. Тюлени вальяжные. Мы в восторге. Пленки, возможно, не хватит.

Льем фундамент на века. Таскаем бревна. Плечи болят. Встречали Рождество с немцами, чилийцами, китайцами, словаками, израильтянами. Пили. Довольны. Тропу домой заносит снегом. Заходили корабли. Носились вертолеты. Руки заколдобленные. Лица подгорают. Мы рады. Работники станции классные ребята.

Трактор всего один. Его скорость 1 км/ч. Песок грузим лопатами. Его нужно 50 тонн. Энтузиазм пока не угас. Полярники помогают словом и техникой. Кормят замечательно. Живем в полярных домиках. Потолки высокие. Тепло. Всегда светло. Не ссоримся. Практически не пьем. Ночей нет. Гвоздей тоже – выкрутимся.

Серега Бусыгин ковыряет друзы – наш штатный гном. Женя Резцов начинает новую жизнь. Улыбается девушкам. На станции их трое. А всего 40 человек. Владимир Жираковский умеет свистеть (свистит всегда). Отметили его день рождения. Подарили камус.

Володя Корчуганов молодец. Подвезли купленное нами мясо из Чили. Хорошо. Валера Унучаков неутомим. Понравились песни местных полярников. Наш бригадир и основной архитектор Кирилл Хромов строжится. Больше всех обгорел. Работы хватает. Трудимся по 11 часов. Ходили в баню.

Василий Отришко ночами пописывает акварели. Из окна прекрасные виды.

СТЕНЫ ПЛАКАЛИ НАВЗРЫД

Оставалась пара недель до приезда свиты. С большим трудом мы установили кровлю и уже вели отделочные работы. Оказалось, что при сильном ветре в дождь (который шел последние две недели) вода просачивается между бревнами. В преддверии торжественного освящения церковь «заплакала» горькими слезами. Пришлось заделывать километры швов силиконовым герметиком, срочно завезенным из Чили. Под конец высотных работ я так отдавил себе ребра на веревочных страховках, что некоторое время не мог безболезненно дышать, не то что двигаться. Вообще крыша – самое тяжелое место. В отличие от возведения стен, на крыше ничто не защищает тебя от секущего ветра: висишь целыми днями на страховке, и рук не хватает управляться с досками, шурупами, инструментами и снаряжением.

Перед освящением повесили репродукции икон, как это делается в новых церквях. Но потом-то иконы будут «те самые», надеялись мы с Серегами: все-таки хотелось взяться за свое каменное дело, с которого началось наше участие. Голомолзин вместе с пятилитровой канистрой спирта провез контрабандой надвратную каменную икону Николая Угодника. Правда, церковь из Св. Николая переназвали во имя Святой Троицы. Сейчас в Нижнем Тагиле по всем канонам изготовили вторую икону – Казанской Богоматери. Каждый мельчайший камешек флорентийской мозаики тщательно подбирается по форме и оттенку. Один зрачок святого состоит из нескольких крохотных камушков! Однако же дело наше оказалось не таким уж нужным. Каллистрат как настоятель храма решил сделать иконостас писаным. Каменная икона Св. Николая сейчас находится при храме на станции Беллинсгаузен. Как сложится судьба остальных каменных икон, пока неизвестно.

В ЧЕМ НАША ВЕРА?

Для освящения храма прибыла свита из 30 человек, в составе которой были 8 священников во главе с архимандритом Фиагностом, настоятелем Троице-Сергиевой лавры, и основные спонсоры и организаторы.

Пафоса были превеликие горы. Для православной церкви этот храм имеет особую ценность. Ведь до этого здесь на чилийской станции была построена католическая церковь, после чего папа римский объявил все антарктические земли своей епархией. Все эти очень важные подробности, касающиеся сферы религиозных влияний, были нам не очень интересны. Пусть волею Божьей, но мы были реальными творцами храма, и это нешуточно волновало и трогало нас. Я спросил у Каллистрата, можно ли мне присутствовать при освящении храма, ведь я вроде как некрещеный. И он ответил: «Конечно, можно. Да мне кажется, что ты крещеный».

Многие полярники и кое-кто из наших покрестились в тот торжественный день. Я не стал – чувствовалась некоторая конъюнктурность момента, и вообще не люблю ритуалов. От этого во мне ничего не поменяется. Все настоящее происходит только в твоей душе.

Записала
Мария ШКОЛЬНИК.