Кому нужна простая истина?

Юбилеи известных ученых в Академгородке и других научных центрах в последние годы стали, пожалуй, слишком частым явлением, чтобы отмечать их с помпой. В преддверии 65-летия Председатель Сибирского отделения РАН, директор Института физики полупроводников академик Александр АСЕЕВ в рабочем порядке ответил на вопросы журналистов.

– Александр Леонидович, Вы принципиально не отмечаете день рождения?

– Так повелось. Когда жил с родителями в Улан-Удэ, на эти дни обычно приходились «картофельные работы». Урожай нужно было выкопать, доставить и погрузить в погреб. Позже, в 90-х, когда приехал в Оксфорд, получив грант Королевского общества, меня водили по разным колледжам, как слона из зоопарка, показывая всем экзотику – сибирского ученого, и через несколько дней совсем замучили расспросами о России. Причем когда я поначалу пытался всерьез объяснять наши проблемы и задачи, они их совершенно не понимали. И действительно, как же можно понять, что, например, одной из целей построения социализма была отмена денег? Как-то раз на вопрос о том, какую главную задачу мне надо было решить перед поездкой, я ответил: «Выкопать картошку и положить в погреб». Англичане были настолько шокированы, что окончательно от меня отстали.

– Что привело Вас в науку?

– Раньше казалось, что это произошло из-за школьных увлечений техникой, занятий после уроков в радиокружке, учебы в институте и влияния авторитетных людей моего окружения, но с возрастом вдруг понял, что всему виной был дед. До моих пяти лет мы жили с его семьей в Улан-Удэ. Он работал машинистом на паровозе и был для меня очень значимым человеком. Я видел, как он приходил домой после смены весь закопченный, усталый, в промасленной одежде. А после ужина садился в свое кресло, эффектно закуривал и до глубокой ночи вдумчиво листал огромные, как мне тогда виделось, толстые и тяжелые книги в черных переплетах, делал пометки карандашом и что-то писал. Это были книги по устройству паровозов и железнодорожному делу. Когда деда не было дома, я украдкой доставал их с полки и с интересом изучал его пометки на полях про золотники, поршни, маховики и прочие детали. Конечно, абсолютно ничего не понимал, но меня это сильно увлекало. А спустя год, в 1952 году, деду дали Сталинскую премию. К нему пришла популярность, все его поздравляли, приходили делегации, пресса, и я видел, с каким уважением к нему относились. Пожалуй, тогда впервые и осознал огромную ценность научных знаний. Ведь обычный машинист паровоза мог проводить вечера, как и подавляющее большинство представителей любых физически тяжелых профессий, – стакан водки или чашка чая, огород, газета, радио. А позже, уже в школе, я прочел повесть Даниила Гранина, где главный герой профессор Любищев поставил себе задачу победить время. Он вел скрупулезный счет времени и своим занятиям чуть не на секунды. Книга произвела неизгладимое впечатление. Тоже стал записывать, что нужно сделать за следующий день, неделю, месяц, год, и старался следовать своему плану. Конечно, далеко не всегда это удавалось, но зато существенно ускоряло работу. Привычка фиксировать все в блокнот осталась до сих пор.

– Вы представляли, что однажды смените занятие наукой на ее организацию?

– Даже в мыслях не было. Задачи со студенчества стояли самые насущные – заниматься наукой и образованием, умудряясь при этом зарабатывать. Во время обучения в НГУ эти проблемы легко решались летними поездками в северные стройотряды за хорошими деньгами и тяжелым физическим трудом – Колыма, Ангара, Якутия, Магадан. После университета провел 22 счастливых года в термостатированном корпусе Института физики полупроводников среди сложных экспериментальных установок и их инженерного обустройства: трубопроводы, пускатели, форвакуумные насосы. В 1990 году нам перестали платить зарплату, и наступил момент полной безысходности. Ко мне, завлабу, подошел наш сотрудник и попросился на научную выставку в Санкт-Петербург. На общую зарплату расходы на его поездку все равно бы никак не повлияли, поэтому ему дали «добро» и деньги. А обратно он приехал с рыжеволосым немцем – руководителем из фирмы «Райт», занимавшейся электронной литографией в технопарке Дортмунда. Так у нас появился контракт с министерством науки и технологий Германии, и целых три года, самых голодных для страны и отечественной науки, наша лаборатория зарабатывала очень неплохие деньги. Мы даже купили две квартиры молодым сотрудникам. В 1993 году, вернувшись в родной институт после двух месяцев работы в Центре ядерных исследований во Франции, я начал было восхищенно делиться впечатлениями с нашим директором – членом-корреспондентом РАН Константином Константиновичем Свиташевым. Прервав меня, он спросил, собираюсь ли я дальше работать в ИФП. Видимо, заподозрил во мне вечного «гастролера», каких в академии наук до сих пор немало, особенно в европейской части страны. Меня назначили замдиректора. Связи с зарубежными научными центрами стали быстро развиваться – Германия, Великобритания, Франция, Бельгия, Япония. Во всех этих странах не один месяц проработали почти все наши сотрудники. Некоторые, правда, не возвращались. Но для молодежи, которая продолжала трудиться в лаборатории, мы покупали жилье, что, кстати, сыграло немалую роль при принятии решения о назначении меня директором ИФП СО РАН.

– Получается ли тиражировать успешный опыт в других институтах?

– Навязывать свою модель развития невозможно и не нужно. В ряде таких «самоходных» институтов, как ИЯФ, ИНГГ, Институт катализа и некоторых других есть собственный замечательный опыт. В каждом учреждении своя политика по отношению к кадрам, распределению ресурсов, ставок и средств. Например, вечная проблема обеспечения одновременно и бюджетных, и договорных направлений везде решается по-своему. В ИФП я ввел правило двух ключей – финансы на лаборатории, работающие по хоздоговорам и грантам, распределяет не один, а два финансовых директора, отвечающих каждый за свое направление. Обычно им удается договориться, поэтому в институте я работаю поздно вечером, когда в лабораториях тишина и можно заняться стратегическими проблемами развития. Главная задача директора – взаимодействие с ученым советом института. Его собрания для меня важнее, чем многие столичные совещания. В нашем учреждении и в ряде других в принятии решений участвуют советы научной молодежи. Может быть, невмешательство свыше и не способствует воплощению в жизнь всех необходимых перемен. Но нужно учиться обсуждать острые вопросы «в своем дому», обращаясь в Президиум с готовыми предложениями, а не с требованиями решить все проблемы наверху. А для этого на местах нужны молодые силы и полномочия. Когда меня назначили замдиректора ИФП, коллеги очень удивились, узнав, что средства от их проектов теперь будет распределять новый завлаб. Вроде бы что тут странного? Простая истина: больше отдашь – больше получишь. Но во многих институтах до сих пор не принято делегировать полномочия молодым. Ведь не все умеют отдавать.

Мария ШКОЛЬНИК

Фото автора