Книгоиздательство: бизнес или просвещение?

Книгоиздательство: бизнес или просвещение? В России по-прежнему читают гораздо больше, чем в других странах. В этом вопросе нас удалось обставить только любознательным китайцам и индусам. Но количество не всегда переходит в качество. Связана ли привычка к чтению с уровнем культуры человека? В клубе «НИИКуДА» состоялась встреча, на которой главный редактор газеты «Книжное обозрение» Александр ГАВРИЛОВ попытался рассказать присутствующим, что сегодня происходит в книжном и читательском мире.>>>

В России по-прежнему читают гораздо больше, чем в других странах. В этом вопросе нас удалось обставить только любознательным китайцам и индусам. Но количество не всегда переходит в качество. Связана ли привычка к чтению с уровнем культуры человека? В клубе «НИИКуДА» состоялась встреча, на которой главный редактор газеты «Книжное обозрение» Александр ГАВРИЛОВ попытался рассказать присутствующим, что сегодня происходит в книжном и читательском мире.

За время экономических реформ количество так называемого досугового чтения сильно уменьшилось. В своем выступлении Александр Гаврилов счел нужным ввести термин «досуговое чтение» вместо «художественная литература», поскольку на полках магазинов появилось огромное количество книг на профессиональные темы, а также книг для хобби – от разведения кошек, рыбок и черепах до диетологии, макияжа и других полезных вещей.

– Сегодня читающая аудитория в России стремительно растет отчасти еще и потому, что до 2002-2003 годов она пережила не менее стремительный спад, – объясняет Гаврилов. – И в этом процессе падения читаемости она присоединилась ко всему остальному миру, где у людей все время уходит на зарабатывание денег, и они предпочитают пассивный отдых у телевизора всем остальным занятиям. Некоторые государства, обеспокоенные этим явлением, предпринимают срочные программные действия.

Например, в Великобритании и Франции, где чтение снизилось еще 15 лет назад, начали изучать феномен чтения, чтобы понять, зачем люди читают и почему они перестают это делать. Рационального объяснения причины чтения не нашли – оказалось, что люди просто делятся на книгозависимых и всех прочих, причем передается этот «диагноз» почти по наследству. Одни испытывают дискомфорт, когда они долго не держали в руках книгу, другие же не чувствуют никакой необходимости начать делать то, без чего они всегда жили нормально. Скажем, мальчики в неполных семьях, видя дома с книгой только маму и бабушку, считают чтение «девчачьим» занятием.

Общей проблемой стран, где все хотят, чтобы чтение повышалось, является тот факт, что никто не хочет повышать его самостоятельно. Об этом говорят результаты двух соцопросов, проведенных в Москве в последние годы. В первом опросе 70% респондентов заявили, что предпочитают проводить свой досуг с книгой в руках. Но когда вопрос был переформулирован и мечтательное «предпочитаете» заменили на практическое «проводите», оказалось, что те же самые 70% в свободное время смотрят телевизор. Как говорится, предпочитаем-то мы осетрину, а едим макароны.

Взявшись за популяризацию чтения, Америка, Англия и другие страны начали активно продвигать такие программы, как Reading Champion. Специально для школьников печатались постеры с изображением популярных спортсменов с книгой в руке. Затем сделали более масштабную программу The Big Read для широкой публики. О книгах говорили по телевизору, снимали документальные фильмы, в которых людей с книжкой в руках находили где-нибудь в транспорте и опрашивали, что и почему они читают. А читатели, в свою очередь, звонили по указанным в рекламе телефонам и делились с миром новыми ощущениями от прочитанного. Существовала даже американская программа One City – One Book, в которой каждому городу за год «поручали» прочесть одну книгу, о которой он потом должен поведать остальному миру. Иначе говоря, с помощью книг в программе реализовалась и возможность общения, создания обществ, кружков по интересам и прочей тусовочной деятельности, которой всегда не хватает общительным людям.

Кстати, одной из причин падения читаемости и, напротив, растущий спрос на тусовки считается страх одиночества, который человек испытывает, оставаясь с книгой один на один. Может быть, поэтому в тревожной дореволюционной России в некоторых домах люди собирались и читали вслух, а в советские времена книгу называли то другом, то учителем? Попытки удовлетворить с помощью книги не только информационный голод, но и недостаток общения, предпринимались во все времена. Например, Александр Гаврилов для популяризации чтения в России проводит ежегодные книжные фестивали:

– Мы, организаторы таких мероприятий, прекрасно понимаем, что методом выворачивания книжки наизнанку невозможно повысить количество тех людей, кто читает много и глубоко. Но так, по крайней мере, мы можем заинтересовать аудиторию и не допустить, чтобы чтение из обычного человеческого занятия превратилось в мертвый культурный код.

ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ ПЛЮС КОНСТИТУЦИЯ

Великий книжный популяризатор Александр Гаврилов подчеркнул, что искусственное разделение публики на читающих и «почитывающих» сильно препятствует повышению культуры чтения. «Можно, конечно, структурировать читающую аудиторию не только по жанровым предпочтениям, но еще по цвету глаз, кожи и размеру стопы», – усмехнулся эксперт. Не менее искусственным он назвал разделение литературы на высокие и низкие жанры.

– Роман «Преступление и наказание» написан в жанре детектива и ничуть не пострадал от этого, а детективные «Рассказы о Патере Брауне» Честертона имеют полное право называться лучшей философской прозой, – отметил Гаврилов. – Как только появляются те, кто утверждает, что по-настоящему читают и понимают книгу только они, интеллектуалы, а все остальные – быдло немытое, тут же растет количество противостоящего лагеря, который из принципа выбирает «Гарри Поттера» и Паоло Коэльо.

Кстати, Гаврилов очень высоко оценил творчество госпожи Ролинг и искренне посетовал, что ее книги совершенно несправедливо приобрели в России дурное реноме. Не менее лестно он отозвался и о Коэльо. Правда, не о книгах этого автора, а о самой персоне: «Павел Коваль – очень обаятельный и умный человек. Почему он выбрал себе в качестве читательской аудитории собирательный образ вселенской пэтэушницы – загадка».

Несмотря на лидерство продаж вышеназванных Ролинг, Коэльо и некоторых других иностранных писателей, российские авторы за последние лет десять изрядно оттеснили с книжного рынка переводную литературу. Это произошло практически одновременно с вытеснением и других импортных товаров – одежды, обуви, продуктов питания. Если в конце 90-х Рю Мураками – это было почти «наше все», то сегодня каждый новый Пелевин, Акунин или Лукьяненко пользуется куда большей популярностью, а бессмысленный и беспощадный русский детектив в мягких переплетах и вовсе забил все полки книжных магазинов.

Процесс вытеснения книжками русских авторов переводной литературы, по мнению Гаврилова, имеет двойственную природу. С одной стороны, с начала 90-х у нас действительно появилось много интересных писателей, а с другой – на рынок книгопечатания пришли достаточно оборотистые предприниматели, которые стали тиражировать те произведения, на которые в широких читательских массах был самый большой спрос. Правда, границу между настоящей литературой и злободневным одноразовым чтением Гаврилов берет на себя смелость проводить самостоятельно, а чтобы не ошибиться, выбирает очень размытые критерии. По его выражению, жюри книжного фестиваля, пытаясь определить критерии отбора хороших и плохих книжек, решило руководствоваться «здравым смыслом и Конституцией РФ», оставляя при этом читателю самостоятельный выбор своего собственного культурного фильтра:

– К сожалению, я вынужден отвергнуть вопрос о плохой и хорошей литературе на уровне формулировки. Для каждой аудитории хорошей будет называться своя книга, а все другие – плохими. На моих глазах люди жгли книги Сорокина и Лимонова, и у организаторов этой жуткой акции имелись веские обоснования, почему эти книжки плохие. Если говорить о литературном качестве, мы всякий раз мыслим субъективно, а современная литература делится на ниши и потому не имеет иерархии. Книги «для очень умных» соседствуют на полках с массовой литературой. Издательский дом «АСТ» заполонил всю Россию своими дерьмокнижками, но иногда они же печатают, например, Довлатова. Потому что они хорошие продавцы и выбирают намеренно «плохой» формат своих изданий, чтобы их можно было продавать на привокзальных лотках.

СТАРЫЙ ГОГОЛЬ ЛУЧШЕ НОВЫХ ДВУХ

Деление литературы на ниши и появление менеджмента в книгоиздательстве делает книгу обычным товаром, который потребитель покупает с какой-то целью и, реализовав ее, может поставить в голове галочку «прочтено» и избавиться от ненужной макулатуры. Отношение к книге как к одноразовому источнику информации переворачивает с ног на голову целый пласт культуры чтения. Уже практически перевернул, ведь именно поэтому «функциональные» книги в мягких обложках сегодня так популярны. Одноразовая книжка сделана так, что к концу прочтения разваливается самостоятельно, и поставить ее на полку рядом с собранием сочинений Толстого не возникает мысли даже у самого воспитанного читателя, который еще помнит, что «книга – лучший подарок».

Один из таких читателей, руководитель направления философии «Сибирского университетского издательства» и автор проекта «Живая классика» Владимир Иткин, является идейным противником Александра Гаврилова. В своей беседе с корреспондентом «Навигатора» он подверг сомнению смысл повышения читаемости в России в том виде, в котором мы сегодня его наблюдаем:

– Интересно, что о кризисе чтения заговорили именно тогда, когда рынок переполнен книжной продукцией. Именно продукцией, потому что в книжных магазинах сегодня есть все, кроме книг. Любопытно также, что заработать сейчас на книготорговле – дело достаточно рискованное, лучше производить снеки, открывать рестораны, продавать и перепродавать недвижимость: с точки зрения бизнеса перспектив намного больше. Кроме как на учебниках, «Кремлевских диетах» и десятке-другом других «позиций» особенно не заработаешь. И при этом книг – море. Художественные книги в одинотипных обложках, отличающиеся друг от друга, как сок J7 от сока Rich. Но соки продаются, а книги – так себе. Что остается делать? Правильно, популяризировать художественную литературу. Хочу ошибаться, но создается ощущение, что все эти книжные фестивали делаются вовсе не из любви к искусству.

Допустим, что люди организуют книжный фестиваль, чтобы страна знала: кроме Минаева и Робски, существует ранимый и интеллигентный писатель Петькин, сочиняющий хорошую прозу, с точки зрения некоторых экспертов. Возможно, это очень нужное дело, но ведь на Петькина вы смотреть не пойдете. Потому что не верите рекламирующим Петькина экспертам. На однотипных обложках книг Петькина, Васькина, Ванькина красуются однотипные фрагменты рецензий: «Если не новый Гоголь, то во всяком случае русский Стивен Кинг». Зачем новый Гоголь (тем более – «не новый Гоголь»), если есть старый? Зачем русский Стивен Кинг, если есть американский? Зачем превращать книжку в товар и при этом говорить, что ты радеешь за судьбы русской культуры? Гаврилов – человек деятельный и остроумный. Он любит устраивать шоу и феерии. Если бы речь шла о том, что в центре Новосибирска было организовано фрик-шоу с женщиной-осьминогом и группой веселых моллюсков, все было бы в порядке. Но как только это начинает пахнуть «национальными проектами» (типа слов об осознанном выборе россиянами отечественного книготоваропроизводителя), цирк моментально сгорает, а клоуны разбегаются голосовать за Дмитрия Анатольевича Медведева. Очень важная деталь, что Александр Гаврилов говорит о недопустимости деления на плохие и хорошие книги. Этот подход – наследие 90-х годов с их тотальным релятивизмом. Но если тогда в этом релятивизме чувствовалась романтика, то сейчас, когда постмодернизм стал не насмешкой над, но составной частью заколачивания денег на книжном рынке, в таком подходе сложно увидеть что-то, кроме цинизма.

Сейчас в магазине трудно найти книгу, с которой можно подружиться. Можно, но сложно. Наверное, у каждого из нас была в детстве такая книга, в которой вы уже не помните каких-то важных сюжетных моментов, но еще помните отдельные рисунки, цвет страниц, запах, шрифт. Вы этой книге доверяли. Но обязательно ли должен быть именно книгой этот слепок душевных, тактильных, визуальных воспоминаний? Несколько столетий книга практически обладала монополией на такие слепки. Когда-то на ее месте были какие-нибудь амфоры, украшения, магические рисунки. А после смерти книги как вещи эти свойства переселятся еще в какое-нибудь место. Главное – не надо мешать вымиранию книги-продукта, и пусть не будет чтения, пусть его место займет что-то другое. И я почему-то уверен, что когда компьютерные игры и прочее подобное заменит книгу-продукт, в магазинах останутся только хорошие книги – абсолютно бесполезные и именно поэтому ценные.

Мария ШКОЛЬНИК

Фото автора