Геннадий Прашкевич: «Меня сформировал Академгородок»

В конце года на телеканале «Звезда» в цикле «Загадки века» был показан документальный фильм о Муссолини – по книге писателя из Академгородка Геннадия ПРАШКЕВИЧА. С классиком сибирской литературы пообщался наш корреспондент.

– Геннадий Мартович, чем привлёк вас Муссолини?

– Старая проблема: личность и власть. Всегда считал, что течение нашей жизни определяет только любовь. «Пиши о любви, – отмечал в своё время Уильям Сароян. – Любовь – это единственная стоящая вещь. Повторяй без конца: люблю. Ни о чём другом не говори. Рассказывай всё время повесть о любви. Это единственное, о чём стоит рассказывать. Деньги – ничто, преступление – тоже. И война – ничто, всё на свете – ничто, только и есть, что любовь». Но реальная жизнь по-всякому выворачивает людей. Страсти и чрезмерность уродуют.

Муссолини – человек, несомненно, талантливый, начинал с любви к социализму, а создал фашизм, сформулировал саму его доктрину. К сожалению, упоение властью ведёт в пропасть. Мало кто знает об утопии «Европа 2000», которую собирался написать дуче. Он ведь, как многие другие политики, считал себя провидцем. Утверждал, что к концу XX века главенствовать в мире будут Германия, СССР, Япония и Италия – страны самых сильных режимов. (О России, впрочем, отзывался в обычном для него стиле: русские лучше всех в мире делают три вещи – пьют, воюют и приписывают красивые фразы о себе известным зарубежным деятелям). О странах третьего мира дуче даже не упоминал, это же колонии! Англия? Страна вырожденцев. Франция – спивающиеся дегенераты. США – негры и евреи, презренные отбросы цивилизации. Выстраивая империю, Муссолини утверждал не пресловутые законы экономики (это само собой), а жизненную и моральную силу нового итальянца-фашиста. Только страшная, но победоносная война может привести мир к созданию новой цивилизации, считал он. Вот почему сейчас мы обязаны тщательно изучать такие явления, как фашизм. Мир наш, к сожалению, всё ещё крайне неустойчив.

– Что в работе?

– Закончил роман «Гуманная педагогика» (дни Колчака в Сибири и наши дни) и повесть «За Кукушкиной рекой» (русский Север, XVII век). Роман начал лет двадцать назад, но дописал только в 2019-м. Надеюсь, в следующем году он появится в печати.

Продолжаю с известным физиком А. Буровым (ускорительная лаборатория имени Ферми, Чикаго) серию философских эссе, в течение нескольких лет они регулярно появляются в журнале «Дружба народов». Само собой, статьи, публицистика. Не хватает времени и здоровья. Всего лишь (улыбается).

– Успеваете читать книжные новинки и журнальные публикации? На кого обратили внимание?

– Слишком много разочарований. Эстетическую планку мало кто поднимает высоко, без этого литература тускнеет. К сожалению, сама книга уходит, часто её уже издают как товар, бантика только не хватает. Но даже в процессе перечитывания (замечательный процесс) натыкаешься на нечто неожиданное. «Едешь, едешь по России, а всё – Китай», – это из откровений Робинзона Крузо. Европа остаётся Европой.

– Трудно ли писать о людях ХХI века? Возможен ли ныне такой лидер, каким был Стив Джобс, мечтавший изменить мир?

– Ему это удалось: он изменил мир. И вообще человечество своим развитием во многим обязано именно гениям. Они разные. Одни открывают незыблемые мировые законы, другие указывают новые пути организации труда, утверждают новую эстетику. Беда Джобса пряталась в его (видимо, врождённом) нарциссизме. Хотелось бы сравнить Стивена с упрямо цветущим подсолнухом, с тем, что, скажем, был воспет битником Аленом Гинзбергом, но Джобс не подсолнух, он – нарцисс. Именно нарцисс, выросший в Кремниевой долине. Окружающее (и окружающие) для него не имели особенного значения. Всё внимание – на себя. Когда Лорен (жена Джобса) родила ему первого ребёнка, Стивен не сразу нашёл для сына имя. Его слова: «Название для новой продукции так сразу не подберёшь». Он был слишком занят для того, чтобы даже спускать за собой воду в туалете. Вполне возможно (собственно, об этом и написана наша книга), что главный след, оставленный Стивеном Джобсом в нашем мире – это грандиозный миф о себе самом, миф, во многом им же созданный. Объяснять не буду, проще прочесть книгу. Иногда кажется, что Джобс только тем и занимался, что развивал и укреплял миф о себе.

– Одарённость, трудоголизм, перфекционизм – сколько процентов этих качеств делают писателя мастером?

– В любимом деле всё работает. Вера в своё (и окружающих) совершенствование – непременно. Отношение к труду – непременно. Одарённость. О чём разговор!

– Вы начинали писать во времена жёсткой советской цензуры, и пишете до сих пор. В связи с этим вопрос: цензура – плохо, её отсутствие – ужасно. А есть ли золотая середина?

– Разумеется, есть. Она в твоей мере, в твоём вкусе. Я много нервов и времени потерял в бессмысленных столкновениях с цензорами, точнее, с редакторами (общаться с цензорами в советское время могли только редакторы, но никак не авторы). Помню одного, трясущимися руками выложившего передо мной листы будущей книги, исчёрканные красным карандашом цензора. Указав на последнюю строку одной из повестей, редактор сказал почти шёпотом: «Это надо убрать!» Я удивился: «Но почему именно эту строку?» И тот, буквально побледнев от моего вопроса, тем же шёпотом спросил: «Вы что, правда не понимаете?» До сих пор не понимаю.

Конечно, цензуры не должно быть – ни идеологической, ни тем более экономической. Но должен быть редактор – человек культуры, представитель культуры. А вот она сегодня у нас в плохом состоянии. Звание писателя искусственно принижено. Институт редактуры в развалинах. Интернет забит миллионами творений, агрессивно претендующих на высшие роли. Как понять эти тонкости человеку, входящему в мир? Мы же мечтаем о Творцах, а не о Потребителях.

– Вы общаетесь с разными людьми – с академиками, известными писателями, общественными деятелями. Как вам кажется, люди попадают в нынешнюю элиту благодаря силе характера, таланту, стечению обстоятельств?

– Меня сформировал новосибирский Академгородок. Попав туда из провинции, стесняясь сочинительства стихов, я с огромным удивлением обнаружил любовь к поэзии, понимание её у самых значительных представителей науки. Они-то и были для меня той средой (не элитой, таким понятием не пользовались), в которой мне хотелось жить. Благодаря им понял: ни Дали, ни Малевич не сумели обесценить доисторические пещерные росписи, не сведут красоту окружающего мира к чёрному квадрату или расплывшемуся времени. Создать нечто ещё более чудесное, чем медленно падающий белый снег – разве не это мечта художника? Ведь искусство создаётся только нашими руками.

Но однажды осы построили под моим письменным столом невероятное, будто бумажное по виду и цвету, гнездо. Оно ошеломило меня неестественностью, нечеловеченостью своей белизны и формы. Я увидел в нём что-то грандиозное, какой-то намёк то ли на уже теряемое нами, то ли, напротив, на обретаемое. Впервые пришло в голову, что это гнездо строили не для меня, вообще не для человека. Значит, красота живёт сама по себе. Теперь перенесите эти размышления на разговоры, ведущиеся внутри многих нынешних элит…

– Вы много лет ведёте в Новосибирске литературный семинар «Белый мамонт», где торжествует принцип «Не навреди». Чем можно помочь молодому автору?

– Только попыткой помочь думать. Развивается ли общество? Меняется ли человек? Работают ли классические заповеди? Построим ли мы новую мораль? Новое искусство? Изменим ли само понимание красоты? Слово – это дар, прихоть Богов, ему нельзя научиться. Но выработать в себе человека культуры не только можно, но нужно. Культура – это то, с чего начинают, и что никогда не кончается.

– Ваше отношение к возникшим недавно коммерческим поэтическим турнирам, где победителю обещают то 10 тысяч, то 50 тысяч рублей?

– Почему бы и нет? Не та сумма, чтобы задрать нос, зато появляется прекрасное ощущение, многими постепенно теряемое: за хорошую работу нужно платить.

– Про что вы, автор фантастических книг, готовы сказать: «Это просто фантастика!»?

– В феврале 1997 года академик Борис Раушенбах, один из основателей космонавтики, пережил внезапную клиническую смерть: «Я был там, я всё видел… Мне был дан выбор…» Придя в себя, он рассказал друзьям, что увидел две дороги. Одна вела в какой-то яркий цветной мир, где было много зелени, света, а другая поворачивала в сторону, к знакомым замызганным домам, серым кустам, среди которых копошились какие-то усталые, но знакомые смеющиеся люди. «Я выбрал жизнь… И теперь я не боюсь умирать…»

Теперь и я не боюсь умирать. Это ли не фантастика?

Юрий ТАТАРЕНКО

Фото из соцсетей Г. Прашкевича