Лаврентьев, ЗИМ и гололед
Лаврентьев, ЗИМ и гололед
Лаврентьев, ЗИМ
и гололед
Промелькнуло, как одно мгновение, празднование 50-летия Сибирского отделения РАН. Поразительно, что в эти холодные дни начала июня (под проливным дождем!) люди не уходили от Дома ученых, своим присутствием отдавая дань признания и уважения первопроходцам сибирской науки, основателям Академгородка. Уже темно, сыро, колючий ветер, но людское море не иссякает. И только после великолепного по красоте салюта люди начали расходиться по домам, унося с собой неизгладимые впечатления величия праздника, свидетелями и участниками которого им посчастливилось быть…
А мне вспомнились события «давно минувших дней». Мы – выпускники МГУ. Решается вопрос распределения: Красная Пахра или Академгородок? Красная Пахра – это тоже своеобразный академгородок, только в 40 минутах езды от Москвы. Все одинаково: должность, зарплата, жилье, детсад для ребенка, – но так велико было стремление к новому, неизведанному, к непосредственной работе по освоению несметных богатств Сибири, что мы выбрали Академгородок.
На нас не подействовал даже пересказанный кем-то диалог академика Лаврентьева с одним москвичом, которого он уговаривал переехать в Сибирь. «У вас же там всегда холодно, и даже лето холодное!» – осторожничал скептик. На что Лаврентьев резонно отвечал: «Ну и что, что холодное – оно ведь короткое!»
И вот 23 февраля 1963 года. Мы в Академгородке. Сначала нас приютила семья Смирновых (Леонид Степанович был заведующим лабораторией в Институте физики полупроводников, куда и был распределен мой муж Виталий Львович). Буквально на третий день нам вручили ключи от двухкомнатной квартиры по ул. Золотодолинской, 13. Пришли в квартиру, в «передний» угол положили большую пуховую подушку, а на нее – нашего первенца Сережу. Постелили развернутый лист «Советской Сибири» – это был «стол», а две половинки газеты – «стулья». Так начиналась наша жизнь в Сибири…
Октябрь 1963-го. Я несу в Президиум большую стопку личных дел (часть Президиума еще оставалась в жилом доме на Морском, и управление кадров, где я работала, – тоже). Во дворах дороги узкие, не развернуться, гололед к тому же. Какой-то пожилой мужчина за рулем белого ЗИМа нарушает все правила (а я только что окончила курсы шоферов на «отлично» и все знала – как надо). Я ему и показываю известным жестом у виска, что «мозгой шевелить надо». Запомнилась его улыбка и движение рук, как будто говорящее: «Знаю, но нельзя иначе».
Когда я рассказала о сценке коллегам, Петр Васильевич Виноградов аж отпрянул от стола:
– Так это же Лаврентьев! В сером костюме?
– Да, в сером костюме…
Прошло два месяца. Общее собрание СО АН СССР в актовом зале Института геологии и геофизики. Мой начальник генерал-майор Владимир Григорьевич Сорокин поставил меня на ступеньках у входа в зал, опять же с большой кипой разных папок:
– Я буду идти с Лаврентьевым, тут мы ему все и отдадим.
Стою, жду. Идет мой генерал посередине, а по бокам – два богатыря. Я тогда еще многих не знала в лицо. И вдруг чую, что во мне все цепенеет: в одном из «богатырей» узнаю того водителя ЗИМа… В это время Владимир Григорьевич говорит:
– Вот, Михаил Алексеевич, наш стра-а-ашный инспектор по молодым специалистам Нелли Сергеевна Тонаевская – знакомьтесь!
– Да мы уже давно знакомы, – и при этом со своей неповторимой лаврентьевской улыбкой он показывает мне тот самый знак у виска. Видя мое смущение, Лаврентьев забрал у меня всю стопку бумаг, погладил руки и дружелюбно сказал: – Все нормально, не надо волноваться.
…Когда прожита жизнь, когда все уже в прошлом, – «большое видится на расстоянии». Теперь эти мгновения для нас бесценны.
Н. Тонаевская
Комментарии